- Не признаёшь? – всхлипнула дама. – Матушку родную не признаёшь, да?

О, чёрт. Фёдор не так прост, решил поиздеваться и дальше. Вон, какую убедительную матушку подослал, впору и мне слезу пустить, глядя в её влажные глаза.

- Неужто что дурное конюх с тобой сотворил в лесу? Снасильничал? – продолжала допытываться она. – Так мы его на виселицу! Ты, главное, не молчи. Эту тайну я в могилу унесу, ни единой живой душе не выдам. Ну, кроме Якова, палача. А конюха повесим не прилюдно, в глухом лесу. Только он, мы да палач. А всем молву пустим, что сгинул он в болотах, пока тебя искали. Метнулся к гнилым болотам, а там-то его колдун и прикончил! Народ поверит… Я ведь тоже не без греха… - она явно хотела рассказать какую-то байку, но передумала, и попросту убедительно сообщила: - Палач тайну сохранит. Никто не узнает.

- То есть, по легенде или как это называется у вас, я с конюхом пропала, а вы меня искать бросились и отыскали в тумане, да? – решила внести ясность и уточнить все подробности. То, что по легенде Фёдор меня изнасиловал в лесу – это как-то не совсем его стиль. Но, может, иначе мой персонаж вообще не вписывался в их планы? Или я просто плохо знаю Фёдора, и он будет издеваться надо мной по полной, пока мы гостим тут?

- А то ж! – воскликнула женщина, всплеснув руками. – Так оно и было! Кинулись звать тебя, душа моя, к обеду, уж все устроились за столом, только твоё место пустует. Хватились тебя, да поздно: уволок тебя в лес дремучий конюх наш. Давно ведунья говорила, глаз он на тебя положил, да мы всё посмеивались, всё глумились. Мол, куда ему, конюху, глаз ложить-то на княжескую дочку. А оно вона как обернулось… - матушка выудила откуда-то белый расшитый узорами платок и принялась шумно в него сморкаться и утирать бегущие слёзы. – Главное, от отца втайне сохранить… А мне можешь правду сказать, открыться без сомнений. Снасильничал он?

Я растерялась.

Кто ж его знает, как отвечать надо? Что там у них дальше по сценарию?

Но, подумав, решила, что в любом случае стоит ответить:

- Нет. Стопудово, точно нет, - без понятия, как тут у них принято говорить о своей стопроцентной уверенности в чём-либо, и потому добавила: - Однозначно нет.

- Ох, - выдохнула матушка. – И я так подумала. Подумала: не дала бы ты себя в обиду, не позволила бы ему ничего дурного сотворить, не зря же я тебе отравленную булавку дала. Думаю, кольнула б его, пока он в твоих юбках копошился бы, так и упал бы он замертво, охальник проклятущий!

- Вот и я про то же, - кивнула я. Так, булавку надо найти. Даже если она не отравлена, предмет всё равно неприятный и лучше мне знать, где она была спрятана на мне. Не то, чтобы я снова планировала влезать в зефирное платье, но мало ли, другого мне не выдадут.

Повисло молчание, и я решила перейти к делу, а то подыгрывать этим странным людям порядком надоело:

- А Фёдор-то где? Мне б поговорить с ним…

Глаза женщины округлились:

- Ты это брось! – пригрозила она мне пальцем. – С такими, как он, у нас разговор короток! – она бросила взгляд на стоящее в углу комнаты трюмо. – Или ты булавкой моей его удумала уколоть? - она неожиданно пришла в восторг от этой новости. – Это хорошо. Это правильно. Яд не испробован… Не на ком было испробовать, а тут Федька сам как просит! Ты вечером поди. Вечером прикажу всем из домов носа не казать, а ты поди к Федьке… Так оно и лучше… И не узнает никто.

- Так уже же ну… вечер, да? - с надеждой спросила я.

- Да! - обрадовалась женщина. - Я прикажу стражам сказать народу, что Федька выбрался из оков и бродит по городу. Опасный и злой. Люд по домам сам попрячется. Про Федьку слухи разные ходят. Дескать, с колдуном болотным знается… Так что его ловить с вилами охотников не найдётся. А ты поди к нему и булавкой!