Там, где плотина сжимает наш пруд,
Там с валерьяной росли тростники.
Есть здесь прекрасная дева одна,
Стан ее пышен, прекрасны виски.
Встану ль, прилягу ль – напрасен мой труд,
В сердце лишь боль бесконечной тоски.
Там, где плотина сжимает наш пруд,
Лотосы там расцветают меж трав.
Есть здесь прекрасная дева одна,
Стан ее пышен и вид величав.
Встану ль, прилягу ль – напрасен мой труд,
Долго томлюсь, к изголовью припав!
XIII. Песни царства Гуй[131]
Вы в шубе бараньей
(I, XIII, 1)
Вы в шубе бараньей опять беззаботно гуляли,
А в лисьей опять на дворцовом приеме стояли.
Могу ли о вас я не думать в тоске и в тревоге?
Уж сердце устало – болит и болит от печали.
Вы в шубе бараньей гуляете всюду без цели,
А лисью вы, сударь, в дворцовых покоях надели.
Могу ли о вас я не думать в тоске и в тревоге?
Вы сердце мне скорбью глубоко поранить успели.
Баранья та шуба как будто намазана салом,
Лишь выглянет солнце – и шуба в лучах заблистала.
Могу ли о вас я не думать в тоске и в тревоге?
Давно уж печаль так глубоко мне в сердце запала.
Коль путника встречу
(I, XIII, 2)
Коль путника встречу порою под шапкою белой[132],
А путник от скорби по близким – худой, пожелтелый, –
Опять утомленное сердце мое заболело!
Лишь путника встречу я в белой одежде убогой –
Как ранено сердце мое и тоской и тревогой,
И следом за ним я отправился б той же дорогой!
Увижу: у путника белым колени прикрыты –
Вновь путами скорби и сердце и дух мой повиты,
И, кажется, скорбью одной воедино мы слиты.
Дикая вишня
(І, XIII, 3)
Дикая вишня в той влажной низине растет,
Нежные ветви на вишне слабы и гибки…
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой;
Рад я, что вишня не знает забот и тоски!
Дикая вишня в той влажной низине растет,
Нежные, хрупкие вижу на вишне цветы…
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой,
Рад я, что дум о семействе не ведаешь ты!
Дикая вишня в той влажной низине растет,
Нежный, прекрасный на ней наливается плод.
Вишня, ты блещешь своей молодой красотой,
Рад я, что вишня не знает о доме забот!
Не ветер порывист[133]
(I, XIII, 4)
Не ветер порывист и буря дика,
Не мчит колесница как вихрь седока –
Смотрю на дорогу, что в Чжоу вела,
И в сердце опять западает тоска.
Не ветра порыв и не вихря полет,
Не бег колесницы, в которой трясет, –
Взглянул на дорогу, что в Чжоу вела,
На сердце легли мне печали и гнет.
О, если б кто рыбу сумел отварить –
Я вымыл бы сам приготовленный таз.
О, если б кто ехать на Запад[134] хотел –
Я доброе слово сложил бы о вас!
XIV. Песни царства Цао[135]
Жук-однодневка
(I, XIV, 1)
Чешуйки жука-однодневки блестят –
Как светел, как светел твой новый наряд!
Но сердце печалью объято мое –
О, если б ко мне ты вернулся назад.
То крылья жука-однодневки весной –
Как ярок, как ярок наряд расписной!
Но сердце печалью объято мое –
Вернись и останься отныне со мной!
То выглянул жук-скарабей из земли,
Он в платье из белой, как снег, конопли;
Но сердце печалью объято мое –
Вернись и жилище со мной раздели!
Ходят они на приемы
(I, XIV, 2)
Ходят они на приемы, встречают гостей,
Палицы с копьями носят с собою – и что ж!
Люди пустые на княжеской службе у нас –
В алых стоят наколенниках триста вельмож[136].
Там на плотине ленивый сидит пеликан,
Крыльев мочить не хотел он, за рыбой гонясь.
Люди пустые на княжеской службе у нас –
Даже не стоят одежд, что пожаловал князь.
Там на плотине ленивый сидит пеликан,
Клюв он мочить не хотел и не ведал забот.
Люди пустые на княжеской службе у нас –
Княжеских больше не стоят похвал и щедрот.
Видишь, у нас и деревья, и травы густы,
Дымка поутру над южной горою видна.
Юная девушка там… Но хотя и мила –