Прекрасных глаз и твоего чела!
Легка походка важная была,
Всегда метка была твоя стрела.
О сколь ты славен в блеске красоты,
Твои глаза прекрасные чисты,
Достоинства исполнены черты.
Ты целый день из лука бьешь в мишень,
И стрелы не выходят за щиты[107].
О, нам воистину племянник ты!
Достоинствам твоим потерян счет:
Глаза чисты, прекрасен лоб, но вот
Ты пляску начал – всё вокруг замрет.
Стрела взлетит и цель насквозь пробьет,
Все в точку стрелы устремляют лет –
В годину смут ты крепкий нам оплот!
IX. Песни царства Вэй[108]
Легкие туфли
(I, IX, 1)
Легкие туфли свои из пеньки
Даже и в холод готов он носить –
Нежные женские руки теперь
Платье ему не поленятся сшить.
Пояс и ворот я сшила – он рад,
Мужу понравился сшитый наряд.
Видом хорош он спокойным своим;
Влево отходит – уступит другим[109].
С гребнем на поясе он костяным.
Низкие сердцем – в супруге моем
Видят упреки жестокие им!
Над рекою Фэнь
(I, IX, 2)
Щавель по низинам над Фэнь-рекой[110]
Она собирает проворной рукой.
Ты, сударь, конечно, нет спору о том,
Прекрасен безмерно, красавец такой!
Прекрасен безмерно, красавец такой,
Но все ж до правителя княжьих путей[111]
Тебе еще так далеко!
Над Фэнь над рекою, где берег высок,
Сберет она каждый на тутах листок.
Ты, сударь, конечно, нет спору о том,
Прекрасен собой, как весенний цветок!
Прекрасен собой, как весенний цветок,
Но все ж от начальника колесниц
Ты, сударь, обличьем далек!
Над Фэнь, там, где берег пологий извит,
Она, подорожник срывая, стоит.
Ты, сударь, конечно, нет спору о том,
Прекрасен собою, как чистый нефрит!
Прекрасен собою, как чистый нефрит,
Но все ж у правителя княжеских дел
Получше бы должен быть вид!
Персиком благоухают сады
(I, IX, 3)
Персиком благоухают сады,
Годны для пищи, созрели плоды…
Сердце печалью томится, а я
Песни пою, точно нет и беды.
Те, кто не знает меня, говорят:
«Воин вы, сударь, и очень горды!»
Люди такие, пожалуй, правы, –
Что им на это ответите вы?
В сердце печаль и тоска у меня –
Кто из них знает причину? Увы!
Кто из них знает причину? Увы!
Не утруждает никто головы!
Есть и жужубы в саду, и у всех
В пищу годится созревший орех.
Сердце печалью томится, иль мне
Царство объехать для ради утех?
Те, кто не знает меня, говорят:
«Вы в беспредельный впадаете грех!»
Люди такие, пожалуй, правы, –
Что им на это ответите вы?
В сердце печаль и тоска у меня –
Кто из них знает причину? Увы!
Кто из них знает причину? Увы!
Не утруждает никто головы.
Взбираюсь ли я на высокий хребет
(I, IX, 4)
Взбираюсь ли я на высокий хребет
Поросших лесами гор,
Все к хижине той, где отец живет,
Я вновь обращаю взор.
Я знаю: отец теперь тяжко вздохнет:
«Ведь сын мой на ратную службу идет,
Покоя на службе не будет ему
Все ночи и дни напролет.
Смотри ж, береги себя, младший сын мой,
Смотри же – вернись обратно домой,
От дома родного вдали
В земле не останься чужой».
Всё выше всхожу на крутой хребет
Нагих каменистых гор,
И к хижине той, где мать живет,
Я вновь обращаю взор.
И знаю я: мать моя горько вздохнет:
«Дитя мое к князю на службу идет,
Не будет он ведать покоя и сна
Все ночи и дни напролет.
Смотри ж – берегись от близких вдали,
Смотри ж – возвратись из чужой земли,
Чтоб брошенный труп твой вдали от меня
Лежать не остался в пыли».
Все выше и выше всхожу на хребет
По склону отвесных гор,
На хижину эту, где брат мой живет,
Последний бросаю взор…
Я знаю, мой брат теперь тяжко вздохнет:
«Брат младший мой к князю на службу идет,
На службе с друзьями в согласии будь
Все ночи и дни напролет.
Смотри ж, берегись, любимый мой брат,
Смотри же, вернись с чужбины назад,
Чтоб смерть не сразила тебя на пути,