– Это Эрик, твой ученик. Мы с ним только что познакомились! Представляешь, он предложил помочь с нашими сорняка. Такой славный мальчик! Он хорошо о тебе отзывался.

Последнее она явно придумала: я даже думать о Линднер не мог без раздражения. И та это знала – вскинула на меня свои голубые глаза в обрамлении темных ресниц и чуть нахмурилась. Каблучки ее туфель процокали в мою сторону, и меня подхватили под руку, обдав ароматом цветочных духов...

– Мама, мы на секундочку, – кинула она на ходу, увлекая меня куда-то в самые дебри их огородного разнотравья.

– Не боитесь, что я ударю вас этой лопатой? – насмешливо спросил я, оставшись с ней наедине. – Я, знаете ли, человек непредсказуемый: могу ни с того ни с сего и на ребенка напасть, и женщине дать лопатой по голове.

Она прикрыла на мгновенье глаза и выдохнула так тихо, что я едва это расслышал:

– Пожалуйста, прекрати паясничать, Эрик: мы оба знаем, что ты не такой. – И громче: – И вообще, ты не обязан здесь быть... Я буду рада, если ты просто уйдешь. Скажи отцу, я отпустила тебя.

Это было именно то, что мне хотелось услышать больше всего – я даже успел бы на тренировку, уйди прямо сейчас, – но отец дал четко понять, где мое место на ближайшие дни. И легче было послушаться, чем лезть на рожон...

– Извините, но я не могу, – пожал я плечами, – ваш сад в таком состоянии, что оставить его без внимания было бы преступлением. Я как бы проникся масштабом работы и сделаюсь совершенно несчастным, если уйду, не попробовав что-то исправить.

Училка внимательно на меня посмотрела: уловила сарказм в голосе и словах, но пыталась осмыслить причину моего нежелания уходить.

– Пожалуйста, Эрик, тебе будет лучше уйти.

– Для кого лучше?

– Для всех.

– Точно не для меня. – Я с силой вогнал лопату в твердую землю и повторил: – Я проникся масштабом работы... – Скинул ветровку и, осмотревшись по сторонам, принял решение: – Начну с этого места. Тут с какого бока ни посмотри, всюду бурьян и трава. Вы явно не заморачивались работой!

Мои слова задели ее, и Линднер сказала:

– Мы переехали в этот дом в прошлом месяце. Просто руки еще не дошли... Вот и все.

Это меня несколько успокоило: значит, она не совсем белоручка, как я было подумал. И не то чтобы мне было до этого дело, но довести собственный сад до такого маразма... такое понять было сложно.

– Ясно, – откликнулся я и, не добавив ни слова, вывернул первый ком из земли.

Училка в своих черных маленьких туфлях постояла какое-то время, глядя, как я пытаюсь ворочать лопатой, не сильно выдавая уйму усилий, уходивших на это, и напоследок спросила:

– Значит, ты все-таки остаешься?

– Остаюсь.

– Я не смогу тебе заплатить.

Я обернулся, поглядев ей в глаза:

– О, не волнуйтесь, – с сарказмом произнес я. – Нынче не вы, а я расплачиваюсь за все: и за ложь вашего сына, и за его же брошенный камень, угодивший мне в руку. Это я даже молчу про синяк в пол-лица и ноющее колено, которыми наградил он моих же приятелей. Так что нет, я не жду ваших денег... По правде, я вообще ничего не жду для себя. Мне просто нужно сделать эту работу! – И отвернулся: – Не отвлекайте меня понапрасну.

4. 4 глава

Весна в этом году выдалась теплой, даже жаркой, учитывая, что мы, все еще по привычке тепло одетые, встретили ее, как нежданного гостя.

Эрик, работая в полную силу, возможно, тем самым избавляясь от гнева, который кипел в нем при разговоре со мной, выглядел взмыленным и уставшим. Я наблюдала за ним из окна, не в силах заняться другими делами – слишком взвинченная, чтобы на чем-то сосредоточиться. Казалось, неправильным, что МОЙ ученик копает МОЙ огород, словно раб на плантации... Если бы я наняла его, как работника, или же он предложил помощь в знак дружбы или особого расположения, но ведь нет, мне навязали его в силу провинности, за которую он должен был понести наказание. И я ощущала себя надзирателем, эксплуататоршей, воспользовавшейся своим положением...