— Если мела нету в классе, зол учитель и опасен, — продекламировала я, выразительно глядя на Федю Клочкова. Тот пробурчал: «Почему всегда я?», но покорно отправился в учительскую за мелом.

Почему всегда он? На самом деле это хороший вопрос. За шесть лет, что я вела этот класс как классный руководитель, я прекрасно изучила своих подопечных. И знала, что рыцарь у нас тут только один. И это Федя.

Вернулся Клочков через пару минут, с мелом в руке и взбудораженными глазами на круглом лице.

— Алёна Леонидовна, — зашептал он, остановившись перед моим столом, — а там… А вы, наверное, не знаете… или знаете?

— Может, и знаю. Ты скажи, что я там знаю, и я скажу, знаю я или не знаю.

Клочков мотнул головой — видимо, она у него закружилась от этих многочисленных «знаю». Вспомнилась старая песня группы «Флёр»: «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. И ты скрываешь то, что я скрываю, что ты скрываешь».

Мне, как меломану и литератору в одном лице, эта игра одних и тех же слов страшно нравилась. На одном уроке я даже предлагала ребятам самим сочинить подобное. «Я боюсь, что ты боишься, что я боюсь, что ты боишься», и так далее…

Между тем Клочков выпалил:

— Там… к Марине Владимировне… мужчина! Я краем уха слышал. Он сказал, что учитель математики. А… Галина Николаевна уходит?! Или Ольга Петровна?!

Ольга Петровна, на мой скромный взгляд, могла уйти отсюда только в мир иной. Она проработала в этой школе всю жизнь и собиралась работать до последнего.

А вот Галя…

— Федя, — сказала я строго, — не разболтаешь?

Клочков помотал головой. Я знала, что Федя ничего не разболтает — настоящие рыцари не болтливы.

— Галина Николаевна с сентября в декрет уходит, так что вам со следующего года поставят либо этого нового мужчину, либо… Ольгу Петровну.

Из груди десятиклассника вырвался полузадушенный протестующий писк. И я его понимала: Ольга Петровна, в конце концов, была не только преподавателем алгебры и геометрии, но и моим классным руководителем, когда я ещё училась в школе. Мы за глаза звали её «Олег Петрович», и подозреваю, что она об этом знала. И ей это нравилось.

Клочков и другие мои ребята общались с Ольгой Петровной плотно всего пару раз — когда она заменяла заболевшую Галю Новицкую.

Впрочем, им хватило.

— Только бы не Ольга Петровна! — пробормотал Федя. — Второй учитель приветливее выглядит. И он, — Клочков вдруг улыбнулся, — рыжий. Как ваши близнецы!

М-да. Что-то везёт мне в последнее время на рыжих.

Или наоборот — не везёт.

.

После первого урока, на котором я вдохновенно вещала десятиклассникам про «Вишнёвый сад», я заглянула в учительскую. Честно говоря, хотела просто поинтересоваться у Марины Владимировны Шустровой, нашего завуча по учебно-воспитательной работе, как ей новый кандидат на Галино место… но застала там и его самого.

Он стоял перед столом, за которым сидела Марина Владимировна, и кивал в ответ на её слова. Судя по тому, что она ему говорила, — кандидата взяли.

Но это оказался не просто кандидат, а…

— Алёна Леонидовна! — Шустрова, заметив меня, махнула рукой. — Идите, познакомьтесь…

…а наш сосед снизу. Шляпник!

Хотя сегодня на нём, конечно, не было никакой шляпы. Обычные брюки, светлая рубашка и тёмно-зелёный свитер — всё чистое, но неновое. И ярко-рыжие волосы — как костёр на голове…

Господи, хоть бы не Антон.

— Это Лев Игоревич, с сентября заменит Галю Новицкую. А это Алёна Леонидовна — наш учитель литературы и русского языка.

Спасибо. Не Антон.

На лице Шляпника на секунду проступило замешательство, но потом он чуть улыбнулся и кивнул: