— Мама! — воскликнули близнецы. — Как ты себя чувствуешь?
Я мрачно поглядела на своих демонят, ощущая, как нервно дёргается глаз. Нет, выпороть их, как хотела, я не смогу, но наказать всё равно нужно.
— Домашний арест, — произнесла я вместо ответа на поставленный вопрос. — На пять дней. Никаких сладостей. И никаких скутеров. Никогда.
— Мама-а-а… — провыли Фред с Джорджем, блестя заплаканными глазами, но на меня сейчас не подействовал бы даже ядерный взрыв.
— Я с вами не разговариваю, — отчеканила я, развернулась и пошла в свою комнату.
Меня до сих пор трясло от злости, разочарования и усталости. А ещё совсем немного — от смущения и неловкости перед Львом. Хотя он сам был инициатором поцелуя, но я не оттолкнула, не сопротивлялась, даже наоборот — наслаждалась.
Предательница.
Но все мышцы в теле ныли, когда я вспоминала, как он целовал меня полчаса назад. Хотя я старалась не вспоминать, но не получалось. И сердце колотилось сильно и гулко, словно мне не тридцать с лишним, а тринадцать лет и я впервые поцеловалась.
До этого дня я целовалась в губы только с Антоном. И полагала, что никогда в жизни больше не почувствую такого трепета, но… почувствовала. Хотя со Львом всё было не совсем так, как с мужем. Острее, больнее, непримиримее.
Я стояла у окна, вновь предаваясь разрывающим меня пополам эмоциям, когда в дверь постучали. Я молчала пару секунд, пытаясь собраться с мыслями, — пока за дверью не сказали тихо и спокойно:
— Алёна, это я, Лев. Хочу поговорить с вами.
Приглашать к себе и говорить не хотелось. Но я уже слишком обязана соседу, чтобы капризничать.
— Заходите, — произнесла я, поворачиваясь лицом к двери.
Через секунду Лев уже заходил в комнату. Быстро огляделся, не задержавшись взглядом ни на чём, в том числе и на кровати, и остановился в полуметре от меня.
— Я хотел сказать, что поговорил с Фредом и Джорджем. — Голос Льва был невозмутимым, как и выражение его лица. — Насчёт их проступка. Всё объяснил. Они поняли, Алёна. И вы закрепили результат, упав в обморок.
— Что? — Я удивилась. Как на результат мог повлиять мой обморок?
— Я сказал близнецам, что они, видимо, хотят остаться без мамы, а возможно, и без бабушки тоже. Они не понимают до конца, что это значит, поэтому я объяснил. А потом вы упали в обморок, и мальчишки испугались. Они постараются не хулиганить.
— Это на пару дней, — хмыкнула я, скрещивая руки на груди. Эта самая грудь вдруг резко стала безумно чувствительной, словно я долго тёрла соски мочалкой. — А потом они опять превратятся в бандитов.
— Не думаю, что прям-таки в бандитов, — мягко улыбнулся сосед. — Но шкодить точно будут. Главное, чтобы без риска для жизни. Своей или окружающих.
— Типа бомбочек, которые Фред и Джордж когда-то скидывали на вас с Ремом? — Я не выдержала и чуть улыбнулась в ответ, когда Лев кивнул:
— Примерно. Я действительно думаю, что они всё более-менее осознали, Алёна. Идеально всё быть не может, но лучше точно будет.
— Вы оптимист.
Он покачал головой:
— Я реалист. И насчёт скутеров… Не горячитесь. Если пару недель близнецы будут вести себя хорошо, позвольте им кататься под моим присмотром.
Мне хотелось воскликнуть, как госпоже Беладонне: «Не позволю! Не прощу!» — но я промолчала. Какой смысл? Фред и Джордж всё равно не станут паиньками. Скорее уж у них действительно вырастут рога и хвосты.
— Что ж, я пойду, — говорил между тем Лев, внимательно глядя на меня и вновь что-то решая в уме. Подойти ближе он и не пытался. — Отдыхайте.
Сосед сказал «пойду», но никуда не пошёл — замолчав, продолжил смотреть на меня, словно чего-то ждал. Я понятия не имела, чего, но на всякий случай сильнее сжала скрещённые на груди руки, и Лев опустил взгляд на них. Уголки его губ чуть дрогнули, будто моя робкая попытка отгородиться казалась ему забавной, а после он всё же развернулся и направился к выходу из комнаты, не сказав больше ни слова.