— Вы правы, конечно. — Шляпник кивнул, закрыл кран и отступил в сторону, пропуская меня вперёд. Я шагнула в коридор и чуть не упала, услышав за спиной: — Тогда приходите завтра. Я вас приглашаю.

— Я… — Я запнулась, думая, как бы поправдоподобнее соврать. — Завтра занята.

— Тогда послезавтра.

— Тоже.

Он хмыкнул, и я, обернувшись, успела уловить на его лице понимающую улыбку. Сосед словно прекрасно осознавал, по какой причине я ему отказываю.

— Хорошо. Тогда приходите, как будете свободны, в любое время. Мы с Ремом будем рады.

— Ладно, — я кивнула, отводя взгляд. — Простите, что разбила вашу кружку.

— Она не разбилась, только упала. Да и даже если бы разбилась, ничего страшного. Посуда бьётся к счастью.

— Если бы это было так, я уже была бы самой счастливой женщиной на планете, — фыркнула я, почему-то до сих пор не решаясь уйти, хотя стояла возле входной двери. — Знаете, сколько посуды перебили Фред с Джорджем за последние годы?

— Представляю. — В голосе Шляпника слышалась улыбка, но я по-прежнему не смотрела на него. — Однако посуду всё же били не вы, а близнецы. Значит, это им положено быть самыми счастливыми, а не вам.

— Логично, — признала я.

— Разумеется. Я же математик, мне полагается быть логичным.

От улыбки я всё же не удержалась:

— Да, вы правы. Я пойду. Спасибо за гостеприимство, и извините ещё раз.

— Ничего страшного.

.

Мне повезло — мама до сих пор не вылезла из ванной, и моё отсутствие в квартире осталось незамеченным.

Я дождалась, когда она закончит мыться, а потом тоже приняла душ, после чего обработала кремом от ожогов ладонь и коленки. Оказалось, что не так уж и сильно я обожглась. Вот и хорошо, мне лишние болячки ни к чему…

Нет, ну как я так умудрилась? Даже не помню, когда в последний раз била посуду. Хотя Шляпник сказал, что кружка не разбилась, но вполне могла бы, так что…

Не надо было вообще туда идти. Не надо было… заглядываться на соседа. Это предательство по отношению к Антону, вот Вселенная мне и отомстила, заставив облиться кипятком. Надо держаться на расстоянии, а все благодарности передавать через маму, как и хотела.

— Ты останешься для меня единственным, моё солнце, — прошептала я, залезая в постель. — Первым и последним…

Из телефона медленно и печально текла «Лунная соната» Бетховена, и я закрыла глаза, ощущая холод и боль в груди.

Я всё ещё жива.

6. Глава 5

Следующие несколько дней я соседа почти не видела, а когда видела, стремилась побыстрее от него улизнуть под каким угодно предлогом. О неудавшемся чаепитии Шляпник мне благоразумно не напоминал, да и в целом не настаивал на собственной компании. Его даже с натяжкой нельзя было назвать ухажёром, но я всё равно напрягалась, отлично при этом понимая, что дело не столько в нём, сколько во мне.

Лев Игоревич продолжал по утрам гулять вместе с близнецами, их скутерами и Ремом — на радость моей маме, — пока я пропадала в школе, и закончилось это всё предсказуемо — хотя я в силу своей наивности предсказать такое не смогла: в пятницу, вернувшись с работы к обеду, я обнаружила на собственной кухне Шляпника в компании мамы, Фреда и Джорджа. И даже Рем тут был! Сидел под столом.

В первое мгновение я потеряла дар речи. А потом слегка разозлилась, хотя причины в целом не было. Других соседей мама много раз приглашала в гости, и меня ничего не возмущало, а тут вдруг такая реакция.

Я открыла рот, намереваясь сказать всё, что я думаю о подобном возмутительном поведении, но не успела.

— Вот, Алёнушка, исправляю несправедливость, — произнесла мама громко и настойчиво, как судья при оглашении приговора. — А то Лев нас уже столько раз выручал, а мы его даже ни разу в гости не приглашали.