Ох, что тут началось…

— Этот День Победы порохом пропах!

— Тёмная ночь, только пули свистят… э-э… где-то там!

— Идёт война народная, священная война!

— Выходила на берег Катюша!

Я кивала, ребята распалялись. Каждый хотел пятёрку. Но песен они всё же знали мало, поэтому после песен мы перешли к фильмам. Многие хватались за смартфоны, но бесполезно — сеть здесь не ловила.

Победил в итоге, к моему удивлению, Клочков. Надулся, как индюк, в своём кресле и гордо покосился на нашу главную отличницу — Наташу Иванову. Он, как и положено троечникам, был в неё влюблён. И естественно, безответно.

Минут за десять до приезда пришло очередное сообщение от мамы.

«SOS».

Всё. Кирдык. Раз мама заговорила аббревиатурами — ситуация точно перешла во внештатную.

Может, в следующие разы брать Фреда и Джорджа с собой в поездки с моим классом? Ох, нет, идея не очень… Ещё научат моих милых и наивных деток плохому.

Десятиклассники-то вспоминали и пели только приличные песни. А Фред с Джорджем точно выдали бы что-нибудь типа: «Выходила на берег Катюша и плевалась тухлой колбасой».

И это ещё в лучшем случае.

.

Через полчаса мы наконец приехали в город и смогли покинуть автобус. Я проследила, чтобы все оттуда вышли и вошли в метро, посадила своих деток вместе с Галей в поезд, а сама помчалась наверх, на вокзал. Мне нужна была электричка.

Телефон подозрительно молчал, «SOS»-ами мама больше не бросалась. Мне бы радоваться, но я-то знала — это может значить что угодно. Один раз мои охламоны, пока мама мылась, решили зачем-то поковыряться в замке двери ванной комнаты. Хотя почему «зачем-то»… Позже Фред и Джордж рассказали мне зачем. Они вообще всегда знают, зачем что-то делают, но легче от этого не становится.

В общем, замок заклинило. Близнецы в хохот, мама в ор, наш кот Фима в меланхолию. Ковырялись до самого моего прихода, пытаясь освободить родную бабушку из ванного плена, но ничего у них не вышло.

Как сейчас помню — я в тот день так радовалась, что мне никто не звонит. Я объясняла сложную тему девятиклассникам, Фред и Джордж болели дома ОРЗ, и я считала, что у них не будет сил на пакости. В то время я ещё была полна оптимизма насчёт своих обормотов. Близнецам было по шесть лет, и я полагала, что через годок-другой станет легче.

Фиг вам, называется.

Только хуже становится…

Электричка, печально вздохнув и задребезжав какими-то несмазанными деталями, распахнула двери. Я выскочила из вагона навстречу хорошей майской погоде и побежала к лестнице, ведущей в подземный переход.

Добежав, сдавленно хмыкнула — картина передо мной нарисовалась совершенно прекрасная. Двое мужичков среднего возраста, с опухшими от постоянного пьянства физиономиями, пытались взойти вверх по лестнице и поднять туда же свою спутницу — тётку с не менее опухшим лицом и размазанной по щекам ярко-красной помадой. Все трое качались, все трое распространяли вокруг себя прекрасный аромат круговорота алкоголя в организме, все трое матерились. Но мат этот заглушала песня, грохотавшая из динамика мобильного телефона одного из них:

«Я знаю три слова, три матерных слова, со знанием этим я вышел из дома…»

На секунду я застыла, вслушиваясь в почти позабытые дурацкие слова из моего далёкого детства.

«Я знаю три слова, три матерных слова, на этом словарный запас мой исчерпан…»

Задыхаясь — то ли от хохота, то ли от аромата, — я побежала вниз по лестнице. А вслед мне неслось:

«У-у… и я самый модный… и, видимо, самый красивый…»

.

Дым, вырывающийся из нашего кухонного окна, я заметила ещё на подлёте к дому. Чертыхнулась, выругалась — и припустила быстрее.