Где сходились наши души, воротясь с передовой?

На поверхности ль земли? Под пятой ли обелиска?

В гастрономе ли арбатском? В черной туче ль грозовой?


Всяк неправедный урок впрок затвержен и заучен,

ибо праведных уроков не бывает. Прах и тлен.

Руку на сердце кладя, разве был я невезучим?

А вот надо ж, сердце стынет в ожиданье перемен.


Гордых гимнов, видит Бог, я не пел окопной каше.

От разлук не зарекаюсь и фортуну не кляну…

Но на мягкое плечо, на вечернее, на ваше,

если вы не возражаете, я голову склоню.

* * *

О. В. Волкову

Гомон площади Петровской,

Знаменка, Коровий вал —

драгоценные обноски…

Кто их с детства не знавал?


Кто Пречистенки не холил,

Божедомки не любил,

по Варварке слез не пролил,

Якиманку позабыл?


Сколько лет без меры длился

этот славный карнавал!

На Покровке я молился,

на Мясницкой горевал.


А Тверская, а Тверская,

сея праздник и тоску,

от себя не отпуская,

провожала сквозь Москву.


Не выходят из сознанья

(хоть иные времена)

эти древние названья,

словно дедов имена.


И живет в душе, не тая,

пусть нелепа, да своя,

эта звонкая, святая,

поредевшая семья.


И в мечте о невозможном

словно вижу наяву,

что и сам я не в Безбожном,

а в Божественном живу.


О Володе Высоцком

Марине Владимировне Поляковой

О Володе Высоцком я песню придумать решил:

вот еще одному не вернуться домой из похода.

Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил…

Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа.


Ненадолго разлука, всего лишь на миг, а потом

отправляться и нам по следам по его по горячим.

Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон,

ну а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем.


О Володе Высоцком я песню придумать хотел,

но дрожала рука и мотив со стихом не сходился…

Белый аист московский на белое небо взлетел,

черный аист московский на черную землю спустился.


Еще один романс

В моей душе запечатлен портрет одной прекрасной дамы.

Ее глаза в иные дни обращены.

Там хорошо, и лишних нет, и страх не властен над годами,

и все давно уже друг другом прощены.


Еще покуда в честь нее высокий хор поет хвалебно,

и музыканты все в парадных пиджаках.

Но с каждой нотой, Боже мой, иная музыка целебна…

И дирижер ломает палочку в руках.


Не оскорблю своей судьбы слезой поспешной и напрасной,

но вот о чем я сокрушаюсь иногда:

ведь что мы сами, господа, в сравненье с дамой той прекрасной,

и наша жизнь, и наши дамы, господа?


Она и нынче, может быть, ко мне, как прежде, благосклонна,

и к ней за это благосклонны небеса.

Она, конечно, пишет мне, но… постарели почтальоны,

и все давно переменились адреса.


Пиратская лирическая

В ночь перед бурею на мачте горят святого Эльма свечки,

отогревают наши души за все минувшие года.

Когда воротимся мы в Портленд, мы будем кротки как овечки,

да только в Портленд воротиться нам не придется никогда.


Что ж, если в Портленд нет возврата, пускай несет нас черный парус,

пусть будет крепок ром ямайский, всё остальное ерунда.

Когда воротимся мы в Портленд, ей-богу, я во всем покаюсь.

Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда.


Что ж, если в Портленд нет возврата, пускай купец помрет со страху,

Ни Бог, ни дьявол не помогут ему спасти свои суда.

Когда воротимся мы в Портленд, клянусь – я сам взбегу на плаху.

Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда.


Что ж, если в Портленд нет возврата, поделим золото как братья,

поскольку денежки чужие не достаются без труда.

Когда воротимся мы в Портленд, нас примет родина в объятья.

Да только в Портленд воротиться не дай нам, Боже, никогда.

* * *

Ф. Искандеру

Быстро молодость проходит, дни счастливые крадет.

Что назначено судьбою – обязательно случится: