Человечество для своего относительного совершенства должно пройти долгий путь, и успешность этого пути во многом зависит от нас. Думать, что Бог неравномерно распределил совесть, все равно что, видя здорового и хилого ребенка из одной семьи, решить, что мать их неодинаково кормит.

Думать, что все люди со всей полнотой сразу могли бы усвоить Божественный дар совести, значило бы считать, что человечеству не предстоит никакой путь и оно может тут же раскинуть райский лагерь. Предстоит огромный путь, где совестливые учат слабосильных совестью, более того, сами закаляют свою совесть, обогащают ее, изощряют ее в общении со слабосильными совестью. Так врач развивает свое врачебное искусство в общении с больными. Без общения с больными само его врачебное искусство захиреет. Вспомним слова Христа: я пришел лечить больных, а не здоровых.

Упорный атеист может сказать: «Что вы все говорите: совесть, совесть. Совесть – обостренное чувство справедливости, и больше ничего».

На самом деле – похоже, да не то. Человек может несправедливо поступить по ошибке. И тут у нас совесть не взрывается. Мы просто указываем ему на ошибку. Но когда мы чувствуем, что ошибка вызвана сознательным эгоизмом, у нас взрывается совесть. Более того, совесть у нас может взорваться и когда человек говорит правду. Но правда эта в данном случае так неуместна, так не ко времени, что она хуже всякой клеветы. И совесть взрывается.

Подозрительность – великий грех, признак болезни нашей совести. Вспомним Христа и Иуду. Не может быть, чтобы Христос при его Божественной проницательности не мог понять, что делалось в душе Иуды задолго до предательства. Но Христос отбрасывал всякое подозрение, до конца надеясь, что совесть Иуды победит и он не пойдет на предательство. Вот в чем тайна медлительности Христа.

Стремление иметь чистую совесть – нормальная духовная брезгливость нормального человека. Это стремление не расслабляет человека, потому что достижение ее требует больших волевых усилий по преодолению низменных страстей. А цивилизация, беспрерывно громоздя удобства быта, ослабляет волю человека, даже притупляет вкус к самой жизни. Стакан ключевой воды, выпитый пахарем, на минуту оторвавшимся от плуга, гораздо вкусней той же воды, которую мы достали из холодильника.

Я этим примером не выступаю против холодильников, а предостерегаю от опасности стремления к бесконечным удобствам. Эти стремления загромождают жизнь человека и отвлекают его от решения более важных нравственных задач.

Если только подумать, какие грандиозные средства так называемые передовые страны тратят на вооружение, тогда как в мире миллионы людей голодают, становится ясно, что у нас с совестью не все в порядке. Государства не верят друг другу, что можно по совести договориться между собой. Национальный эгоизм повсюду побеждает.

Не успели люди выйти в космос, как там появились государства со своими спутниками-шпионами. Тут как тут! Недаром Гейне сказал: заткни собаке пасть – она будет лаять задницей.

Все понимают, что нет любви к человечеству без любви к своему народу. Но не все понимают, что нет любви и жалости к своему народу без любви и жалости к другим народам.

Каждый народ, даже самый малый, вплетает в ковер человечества свой неповторимый узор. И только при сохранении всех узоров всех народов можно сказать, что Бог примет ковер человечества. И если ты разрушаешь на общем ковре человечества узор другого народа, ты тем самым делаешь неприемлемым для Бога узор твоего собственного народа. Бог не примет ковер человечества хотя бы с одним испорченным узором. Не по этой ли причине он до сих пор бракует нашу работу?