Но не разочаровала Дуня. Накинув вафельный банный халат, она разглядывала себя в зеркале над письменным столом. Халат она распахнула и, обхватив руками груди, ощупывала их со знанием дела, как врач, без всякого сладострастия. Сидя на постели, Натан фотографировал Дуню и ее отражение.

– Да, теперь я настоящий источник радиации. Мне нельзя, например, обниматься с беременной женщиной как минимум месяца три. Что вы на это скажете? Как журналист?

– Не знаю даже. А с небеременным мужчиной можно?

Натан все щелкал. Клацанье фотоаппарата стало частью их бойкого диалога. Спуская затвор, юноша будто отстукивал восклицательные знаки, вопросительные знаки, бил палочкой по ободу барабана.

Дуня обернулась к Натану. Она стояла перед ним в распахнутом халате, обхватив руками груди.

– Натан, я очень больна. Это волнует тебя?

Натан продолжал строчить.

– Я уже говорил, что был студентом медфака, но недоучился. Теперь я медицинский журналист. Видимо, болезни и правда меня волнуют.

Дуня подошла к Натану, бережно взяла фотоаппарат у него из рук и положила на стол позади себя.

– А как насчет смерти? Что, если я умираю? Это тебя заводит?

Дуня взяла руки Натана, положила себе на груди.

– Побаливают. Представь, их пронзило двести пятьдесят титановых гранул. Как метеоритный дождь. Посмотри. Следы от иголок. Можно подумать, я чокнутая наркоманка и подсела на титан, – Дуня засмеялась. – Не стесняйся. Если немного надавить, становится легче.

Натан осторожно сжал ее грудь и поцеловал Дуню.

Вскоре она отстранилась.

– Знаешь, в основном болезнь отталкивает мужчин, особенно когда становится заметной. – Дуня снова взяла руки Натана и положила на свой пах. – Чувствуешь, как увеличились лимфоузлы? Мое тело меняет форму. Перестает быть человеческим. В Любляне я встречалась с мужчиной, целых восемь лет. Однажды он нащупал это и сказал, что у него мороз по коже, – так и сказал, по-словенски, конечно. А потом он заметил и это.

Дуня положила руки Натана себе на горло и провела ими вдоль шеи к подбородку.

– Чувствуешь? Какие они твердые?

– Да. Я заметил их, когда ты плавала.

– Портят мне линию подбородка. Она всегда была четкой, изящной. А теперь бугристая, и я похожа на старую жабу. Нет, хуже, потому что эти бугры еще и несимметричные. Значит, на кособокую старую жабу. Поэтому мой парень бросил меня и сошелся с немецкой туристкой, которой показывал город. Он летом подрабатывал гидом. Теперь живет с ней в Дюссельдорфе. В походы ходят. У Марики отменное здоровье. Прислал мне сборник стихов Генриха Гейне, он там родился. Пишет, что уже очень неплохо говорит по-немецки, надеюсь, говорит, тебя лечат как следует. Очень заботливый, правда?

Руки Натана скользнули вниз, и, нежно обхватив ее шею, он крепко поцеловал Дуню в губы. Она снова отстранилась, на этот раз со смехом.

– Ты, наверное, ненормальный. Или это часть твоей работы? Ты всегда спишь со своими героями?

– Мой герой – доктор Мольнар, не ты. А с ним я спать не собираюсь.

– Можешь спросить у Мольнара, почему увеличиваются лимфоузлы. Он говорил мне, что из-за рака, но в чем конкретно причина, якобы никто толком не знает. По-моему, он что-то скрывает. Думаю, опухоль у меня не только в груди, она уже распространилась по всему телу. Взгляни.

Дуня высвободилась из его объятий, передернув плечами, скинула халат и подняла руки.

– Видишь? В подмышках? Очень большие, как будто еще две груди. – Она опустила руки и пожала плечами. – Хотя, может, тебе чем больше грудей, тем лучше.

Дуня повернулась, пошла к кровати.

– Ты займешься со мной сексом, а кто же будет фотографировать?