Корбулон заскрежетал зубами так, что слышно было даже на крыльце. Однако, как бы сильно не было задето его самолюбие, страх оказался сильнее.

– Не поеду, – повторил он в третий и последний раз.

– Как хочешь, брат-в-духе, – сказал Ким, не делая попыток убедить кентавра. – Я верю, что у тебя очень серьёзные причины так поступить. Ожидай меня, пожалуйста, здесь. Думаю, что мы вернёмся…

– К вечеру, – перебила Аши. – Терпеть не могу возиться с болотниками под луной. Да и другие гости пожаловать могут. Давай, садись. Насчёт седла не беспокойся, если Фаргарап кого несёт, так и без седла не свалишься и зад не отобьёшь.

– Попробую поверить, – пропыхтел Ким, взбираясь на злобно косящегося единорога. Аши одним движением взлетела тоже, нагнулась к подрагивающему чёрному уху, прошептала что-то.

– Скачи, друг мой, скачи! Вихрем лети! – выкрикнула она вдруг, резко откидываясь назад, так что ладони Кима как-то сами собой оказались у неё на талии.

Фаргарап вскинул гордую голову и яростно заржал. По витому рогу пробежали искры, дивный скакун сорвался с места и в тот же миг распластался в немыслимом, невероятном прыжке, легко перемахнув высокие трактирные ворота. Ким невольно вцепился в бока Аши, однако седоков явно охраняла какая-то магия – их словно бы подхватило и, не качнув, не шелохнув, плавно опустило уже по ту сторону ограды.

Ту скачку все местные жители помнили ещё долго. Чёрный единорог мчался словно бы сквозь время, и мир бесшумно изменялся вокруг. Вот исчезли дома, огороды, бани, изгороди; возникли и исчезли люди с телегами на тракте; взметнулись вокруг зелёные копья елей.

«Нет, отчего же, – думал Ким, изо всех сил стараясь отвлечься от того факта, что его ладни плотно обхватывают тонкую ашину талию, чувствуя сквозь почти бесплотный шёлк её тепло, – это всё тоже может войти в балладу. Особенно в версию для баронессы. Как-нибудь… э-э-э… так: «…И помчались они сквозь ночь, и лица его касался шёлк свободно летящих её волос; и всё забыл он в этот миг…» гм… никогда не был силён в любовных сценах, как это баронесса ещё не заметила… да, значит, забыл он всё… всё… всё…»

Не помогало. Надёжная некогда броня дала трещину. Всё стягивается к ладоням, лежащим на обтянутой чёрным шёлком талии. Давно уж не мальчик, всё было, и женщины, и романы, и привязанности и… а вот так, как сейчас, давно уже не было. Наверное, с самой первой, которая навсегда остаётся первой, и не стареет, уходя в глубину памяти, той, давней, семнадцатилетней.

– Приехали, господин сочинитель, – раздался резкий голос Аши, и Ким вернулся к реальности.

Он уже бывал здесь. На краю мёртвого болота, в сердце которого свил себе гнездо незадачливый див. Всё так же стояли корявые сосны, всё так же шумел ветер в кронах ещё живых деревьев чуть дальше, на твёрдом берегу – но что-то и неуловимо изменилось. Что-то ушло, болото стало просто болотом, а не логовом чужой и голодной силы. И ещё – прибавилась отвратительная вонь.

– Гидры гниют, – тоном знатока уронила Аши. – Когда ты болотника прикончил – они ведь полопались, верно?

– Верно. А что?

– Да мало ли. Я твоих эликсиров не знаю, всё больше по-старинке привыкла, – Аши коснулась сабельного эфеса. – Вдруг дива не стало – а они по-прежнему живы? Не хотела б я тогда в это болотце лезть.

– Не беспокойся. Эликсиры не хуже железа… порой.

– Тогда идём. Только…

– Что?

– У тебя ничего не найдётся, сударь алхимик, от этой вони?

Какое-то время ушло на то, чтобы навертеть затычек в нос и смочить их один из многочисленных кимовых снадобий. Дышать и в самом деле стало легче.