И Аникей Александрович, решив, что никакой он сейчас не доцент Тавказаков, а самый что ни на есть сталкер Беспалый, решительно двинул к «своим», в последний момент с оптимизмом подумав, что и впрямь может найти там своих, а это меняло бы расклад совсем уже в иную сторону. Ведь рядом со Злыднем, Брюлем и Колычем он чувствовал бы себя почти в безопасности. Во всяком случае, даже умереть в кругу знакомых не столь тоскливо и страшно.

Беспалый направился в сторону густого подлеска, из-за которого и раздавались голоса. Ему отчетливо послышался «ёш» Колыча, и, окончательно воспрянув духом, новоиспеченный сталкер помчался к друзьям. Но выбежав из-за кустов, он своих знакомых не увидел. Может, они и были где-то там, дальше, поскольку кучковавшегося по двое-трое-четверо народу на обозримом пространстве хватало, только поблизости, насколько сумел осмотреться Аникей, находились совсем незнакомые люди. Что ему сразу бросилось в глаза – почти все сталкеры были одеты во что угодно, но только не в тот «наряд арестанта», что красовался на нем самом. Впрочем, он увидел поодаль несколько человек в похожей одежде, но она выглядела изрядно потертой и жеваной, впервые надетой явно не сегодня и не вчера. Он же чувствовал себя, словно гробовщик на собрании клоунов. Разумеется, на него сразу обратили внимание. И, разумеется, как и подобает клоунам, принялись острить.

Первыми за него взялись два стоявших к нему ближе всех сталкера. Один был коротко подстрижен и зарос черной щетиной так, что голова его казалась шерстяным шариком. Второй, напротив, был полностью лысым, что будто бы даже нарочно и демонстрировал, то и дело снимая кепку и почесывая блестящий затылок. Аникей про себя так и назвал их: Щетинистый и Лысый.

– О! Смотри, – сказал напарнику Щетинистый, – новенький!

– Ага, только что от мамочки, – хохотнул Лысый.

– Не-е, это-во, ты че, это уже большой мальчик.

– Точно мальчик? Не девочка? Что-то рожица больно уж гладенькая да глупенькая.

– Ага, – восторженно хрюкнул Щетинистый. – Такой, это-во, глупый, что до Зоны ничем не увлекался.

Тут они оба заржали, о чем-то понятном только им. Скорее всего, вспомнили какой-нибудь случай или вовсе анекдот. Лысый с готовностью подхватил:

– Что, совсем ничем не увлекался? Даже по девочкам не ходил?

– Не-а! – радостно замотал головой Щетинистый.

– И даже, что ль, желания не возникало?

– Возникало, ты че! Всю дорогу, это-во.

– Так чего же тогда не ходил-то?

– А его жена не пускала.

– Точняк! Гляди, он так вырывался, что аж палец оторвал!

Сталкеры грохнули хохотом настолько оглушительно, что на них стали оглядываться, а двое даже подошли ближе, послушать.

– Я не женат, – насупился Тавказаков. – И палец мне оторвал «звездочет».

– Ого! – перестал смеяться Лысый. – А не свистишь?

– Ясно дело, свистит, – закивал Щетинистый. – «Звездочет» от него и пальца бы не оставил.

– Меня спасли, – процедил Аникей, почему-то вдруг сильно обидевшись. – Злыдень, Брюль, Колыч. Знаете таких? Можете у них спросить.

– А то Злыдень твой свистеть не умеет! Да и Брюль, это-во, с Колычем. Они че, не люди?

Новоявленный сталкер Беспалый понял, что эти мужчины знают его друзей, и тут же забыл про обиду:

– Где они? Вы их не видели?

– А мы что, следить за ними приставлены? – вздернул подбородок Лысый.

– Нет, но видеть же могли…

– Я видел, – сипло проговорил один из подошедших сталкеров. Лицо его было так испещрено шрамами, какими-то жуткими сизыми буграми и рытвинами, что казалось странным, как уцелели глаза – прозрачные, светлые, будто стеклянные.