Поскольку использование советов для управления церковью понемногу уменьшало законодательную власть отдельных церквей, епископы, заключив между собой союз, значительно увеличили исполнительную и деспотическую часть своей власти, а как только чувство общности интересов свело их вместе, получили возможность объединенными силами нападать на исконные права своего духовенства и своего народа. Прелаты III века постепенно сменили язык призывов на язык приказов, сеяли семена будущих узурпации и восполняли аллегориями из Священного Писания и искусственными риторическими приемами недостаток силы и ума. Они восхваляли единство и могущество церкви, проявленные в ЕПИСКОПСКОМ СЛУЖЕНИИ, которое епископы осуществляли совместно, все в одинаковой степени и не разделяя его ни с кем другим. Часто звучали слова, что правители и должностные липа могут хвалиться земными правами на временную власть, но одна лишь власть епископов получена от самого Бога и распространяется и на здешний, и на иной мир. Епископы назывались наместниками Христа, наследниками апостолов и мистическими преемниками первосвященника Моисеева закона. То, что епископы имели исключительное право посвящать в священнический сан, нарушало свободу и церковных, и народных выборов; и если епископы в делах управления церковью по-прежнему принимали во внимание мнение пресвитеров или склонности народа, то сами при этом старательно внушали верующим, какая великая заслуга со стороны глав церквей – это добровольное снисхождение до низших. Епископы признавали над собой верховную власть собрания своих братьев по вере, но каждый епископ, управляя своей собственной епархией, требовал от тех, чьим духовным пастырем был, такого нерассуждающего повиновения, как будто распространенное сравнение «верующие – стадо, священник – пастух» имеет буквальный смысл и как будто этот пастух – существо более высокой породы, чем его овцы. Все же это подчинение произошло не без труда, с одной стороны, и не без сопротивления – с другой. Во многих местах демократическую часть церковной конституции горячо отстаивали усердные в вере или имевшие от этого выгоду оппозиционеры из младшего духовенства, но их патриотизм был назван позорными именами интриги и раскола, и дело епископов быстро восторжествовало благодаря стараниям многих деятельных прелатов, которые, как, например, Киприан, епископ Карфагена, умели сочетать хитрость самого честолюбивого государственного мужа с христианскими добродетелями, которые кажутся подходящими для святого мученика[38].

Те же причины, которые вначале уничтожили равенство пресвитеров, выделили среди епископов старшего по званию и вследствие этого имевшего самые большие полномочия. Каждый раз, когда епископы весной или осенью собирались на провинциальный собор, становилась заметной разница в личных достоинствах и известности между участниками этой встречи: толпой управляли мудрость и красноречие немногих. Но для ведения публичных собраний старшего следовало определять по более формальному и меньше вызывающему зависть признаку, и должность постоянного председателя совета в каждой провинции была отдана епископу главного города. Вскоре эти стремившиеся к власти прелаты приняли высокие звания митрополит, что значит «столичный», и примас, что означает «имеющий первенство»: так они втайне готовились захватить такую же власть над своими собратьями-епископами, какую епископы сами еще недавно приобрели над советами пресвитеров. Прошло немного времени, и митрополиты сами стали соперничать друг с другом во власти и могуществе: каждый из них стал подчеркнуто и в самых пышных выражениях перечислять земные почести и преимущества того города, где он председательствовал, количество и богатство христиан, вверенных его пасторскому попечению, святых и мучеников, вышедших из их числа, и то, в какой чистоте они хранят традиции веры в том виде, как они дошли через ряд православных епископов от того апостола или ученика апостола, которому приписывалось основание представленной митрополитом церкви. Было легко предугадать, что Рим должен пользоваться уважением провинций и вскоре потребует от них повиновения: на это были все причины – и гражданские, и церковные. Количество верующих в главном городе империи по отношению к их общему числу было достойно столицы. Римская церковь была самой значительной, самой многочисленной, а среди церквей Запада – и самой древней христианской организацией, и многие церкви приняли веру от миссионеров этой церкви в результате их благочестивых трудов. Антиохия, Эфес или Коринф могли похвалиться самое большее одним основателем-апостолом, а берега Тибра были почтены проповедью и мученичеством двух самых прославленных апостолов, и римские епископы очень благоразумно объявили себя наследниками всех прав и привилегий, которые были даны святому Петру лично или присвоены его должности