– Толстой он искренне… Ему просто наплевать на всех было. Он широкая душа! Хочу на английской лошади езжу, хочу с чайником бегаю! – сказал Щукин и погладил себя по бороде.
– То есть искренне с чайником бегать можно? – рассердился Костя.
– Искренне все можно! Только любя! Вот как сейчас, например! – Щукин взял кусок пластыря и тщательно заклеил Косте рот.
– Помолчи пару минут! А вот публицистика? Мне кажется, она в сто раз опаснее медийности. Журналистика – вот главный враг и одновременно искушение. Газетки всякие, интернет-порталы. Сил отнимают много, кажется, что ты в гуще борьбы, деньги даже платят, а ведь это ничто, пшик, симулякр, продажа пустоты!
– Ну тут еще от последовательности много зависит, – сказал Воздвиженский. – Если вначале ты пишешь статьи и публицистику, а потом понимаешь, что все это фигня, то это один путь. А если всегда писал книги, а потом вдруг статьи – это уже тревожный звоночек.
– Нет! – сказал Костя, языком отрывая пластырь. – Вот Чехов пробился с ежеденельных журнальчиков.
– Так говорят. Но это школьная версия успеха. По сути, его узнали после пьес и отчасти после «Острова Сахалина». А журналы дали ему стартовый рывок, краткость и поставили перо. То есть каждый путь уникален. Но все равно публицистика после книг низзя! До – можно, после – нельзя.
– А что? Многие на публицистику подсаживались? – спросила Лена.
– Да почти все. Вот Достоевский, скажем. Он горячий человек был, желчный, кипящий. Журнал издавал. Писал замечательные статьи про войны, про освобождение южных славян, боролся с западниками и т. д. Очень злободневные статьи. Ты эти статьи знаешь?
Лена замотала головой.
– Вот! А ведь сильные статьи, горячие, если все их вместе сложить, была бы книга толще «Братьев Карамазовых». А все в пустоту пролетело, получается, раз никто их не знает.
Маргарита Михайловна громко кашлянула и застучала по столу карандашиком.
– Так что в протоколе заседания кафедры писать? Что на английских королевах жениться можно, а статьи писать – это «залет, воин»? Только покороче! Я домой хочу! У меня сериал начинается.
– Да что тут писать? Пишите как всегда: «провели», «слушали», «присутствовали», «постановили». А в конце отметьте там где-нибудь, что писатель вообще никому ничего не должен. А что он должен, то он прощает. Надо, короче, жить, а там видно будет, куда тебя принесет! – сказал профессор Щукин.
Глава 8
ПРО ИСКРЕННОСТЬ
Профессор Щукин прибежал в университет в большом волнении.
– Я понял, что такое творчество, если сформулировать совсем просто! Это когда искренно плачешь, искренно смеешься и искренно делаешь то, что тебе интересно. И все! И больше ничего! И ни в коем случае не думаешь о стилистике, о всяких злободневных темах общества, никого не агитируешь… Если об этом думать, то все – теряется священное безумие и ты деревяшка!
– И плюешь на читателя! – страстно сказал Костя Бобров.
– Нет. Тут сложнее. Если ты говоришь, что на кого-то плюешь, ты уже немного симулируешь. Ну как в школе. Нравится тебе девушка, а ты делаешь вид, что ее презираешь. А сам изо всех сил косишь глазом, видит она, что ты ее презираешь или нет. Нет… презирать нельзя… но думать о читателе нельзя это точно. Вообще ничего симулировать нельзя – не прокатывает. Просто фиксируй все состоянии, которые с тобой происходят – и все, и будь предельно искренним. Это и есть творчество.
НОВОГОДНЕЕ ПОЗДРАВЛЕНИЕ
– Сейчас праздники! Все люди будут вместе, дома, с детками, у елочки! Счастливые пары будут ходить по городу и смотреть салют! – восторженно сказал холостой доцент Воздвиженский.