– Конечно, в семье не без урода, – заметил Клифф Муди, представитель по связям с общественностью Университета, – но это же относится и к противоположной стороне конфликта. И студенты – не главная причина подобных жалоб. Некоторые из случаев слишком раздуты, а некоторые – плоды фантазии слишком активных соседей, у которых слишком много свободного времени и которым в принципе не нравится, когда на их улице паркуются чужие.
И хотя Самуэльс согласился, что в прошлом трения между владельцами домов и членами братств тоже существовали, он отметил, что в этом семестре дело приняло другой оборот.
– У этих ребят появился новый подход, – сказал председатель комитета жителей. – Подход, который можно охарактеризовать следующим образом: «Мы-будем-делать-все-что-захотим-и-вы-нам-не-указ». Так вот, они ошибаются. Мы можем их остановить, и мы сделаем все, что необходимо для того, чтобы улицы Бреи существовали для жителей Бреи.
На следующую среду городской совет назначил публичные слушания относительно парковок в жилых районах. Жителей города приглашают высказаться.
Глава 8
I
Когда она вернулась домой, Кит и ее мать ругались на кухне. Это была сокрушительная стычка, во время которой они орали друг на друга во всю силу своих легких. Фэйт подумала, не развернуться ли ей и не уехать или не проскользнуть ли тайком в спальню и спрятаться там, – но вместо этого заставила себя пройти через гостиную и столовую на кухню.
Они стояли лицом друг к другу: Кит в дверях, ведущих на задний двор, а мамаша напротив него, возле раковины, опираясь на крышку буфета, чтобы не упасть. Глаза у нее были красные, к лицу прилила кровь. В кухне сильно пахло текилой.
– А мне наплевать, что ты моя мать! – орал Кит. – И я не собираюсь тебя слушать! Ты и со своей-то жизнью никак не разберешься!
Мать прищурила глаза.
– А я тебя никогда и не хотела, – сказала она. – Ты вообще гребаная ошибка, и после твоего рождения все понеслось в тартарары.
Кит мгновение смотрел на нее, перевел взгляд на Фэйт, а потом захлопнул за собой дверь и, обежав вокруг дома, выскочил на улицу.
– Не надо было этого говорить. – Фэйт стала с матерью лицом к лицу. – Ты что, до сих пор не поняла, что можно говорить, а что нельзя?
– Переживет, – та пожала плечами.
– А может быть, и нет.
Мать пренебрежительно махнула рукой.
– Дела говорят громче слов, – сказала она.
Но Фэйт знала, что это верно не всегда. Иногда слова говорили громче дел.
А иногда между ними не было никакой разницы.
Зазвонил телефон, и мать бросилась к трубке, висевшей на стене возле холодильника.
– Слушаю? – Она молчала несколько мгновений, а потом протянула трубку Фэйт. – Тебя. Харт.
Харт? Опять? Они расстались почти год назад, а он все еще продолжал звонить ей – хотя бы раз в месяц. До него что, не доходит?
– Скажи, что меня нет. Что я на свидании.
– Сама скажи, – и уже в трубку: – Сейчас даю.
Фэйт взяла трубку у матери, грохнула ее на аппарат и, повернувшись, вышла из комнаты.
– А что ему сказать, если он перезвонит? – засмеялась ей вслед мамочка.
«Можешь трахнуть его сама, сука», – чуть не сказала Фэйт, но сдержалась. Она прошла в спальню и закрыла за собой дверь.
Что, черт побери, происходит с ее матерью?
И с Хартом, который продолжает звонить ей после всего этого времени… Фэйт вспомнила их самое первое свидание, вечером того дня, когда она встретила его на занятиях по американистике в колледже Санта-Ана. Он тогда привел ее в секс-шоп. То есть это был не совсем секс-шоп. Это было то, что называется «магазин игрушек для взрослых», и существовал он для тех самых псевдомодных «новых мужчин», которые поголовно были тайными шовинистами и для которых «Плейбой» являлся верхом утонченности. Харт хотел произвести на нее впечатление широтой взглядов и интеллектуальной смелостью. Десять минут он рассматривал силиконовые сиськи красивой обнаженной женщины, а потом надулся на весь оставшийся вечер, потому что Фэйт отомстила ему той же монетой. Когда они уже выходили, он обратил ее внимание на гигантских размеров резиновый член.