Ах, если бы он не был так робок! Он напоминал Скарлетт тихого старого полевого кролика. Вот бы ему призанять немного галантности и пылкости братьев Тарлтонов или хотя бы грубой дерзости Ретта Батлера! Нет, обладай он такими качествами, ему хватило бы ума разглядеть отчаяние за ее кокетливо потупленными ресницами. Но он мало смыслил в женщинах и даже не заподозрил, что она что-то замышляет. Ей это было на руку, но уважения к нему у нее не прибавилось.

Всего через две недели после молниеносного ухаживания, которое, зардевшись признавалась Скарлетт, настолько покорило ее, что у нее не осталось сил противиться его напору, она вышла замуж за Фрэнка Кеннеди.

Он и понятия не имел, что все эти две недели она ночей не спала, ходила, стиснув зубы, по комнате, злилась на его тупоголовость, неспособность понимать ее намеки, молилась, чтобы он, не дай бог, не получил письма от Сьюлин, которое погубило бы весь ее план. К счастью, Сьюлин всегда была прескверной корреспонденткой: она обожала получать письма, но отвечала на них с большой неохотой, и за это Скарлетт благодарила Бога. Но всегда есть шанс, мерно шагая туда-сюда по холодному полу спальни и кутаясь поверх ночной рубашки в старенькую шаль Эллин, думала Скарлетт. Фрэнк ничего не знал о лаконичном письме Уилла, в котором говорилось, что Джонас Уилкерсон снова навестил Тару и, узнав, что Скарлетт уехала в Атланту, разбушевался так, что Уиллу и Эшли пришлось насильно вышвырнуть его с территории поместья. Письмо Уилла напомнило ей об очевидном: времени остается все меньше и меньше, очень скоро придется платить дополнительный налог. Безысходное отчаяние охватывало ее по мере того, как дни утекали один за другим. О, если бы она могла схватить эти песочные часы и остановить неумолимый бег песчинок!

Но она так искусно скрывала свои истинные чувства, так великолепно играла роль, что Фрэнк ничего не заподозрил, он увидел лишь то, что лежало на поверхности: хорошенькую беспомощную молодую вдову Чарльза Гамильтона, которая каждый вечер встречала его в гостиной мисс Питтипэт и с нескрываемым восхищением слушала его рассказы о лавке, о том, сколько денег он заработает и когда сможет купить лесопилку. После мнимого коварного предательства Сьюлин нежное сочувствие и горящие интересом глаза Скарлетт, жадно ловящей каждое его слово, были просто бальзамом на его раны. Поведение Сьюлин нанесло болезненный удар сердцу Фрэнка, его самолюбие – пугливое, чувствительное самолюбие холостяка средних лет, прекрасно сознающего свою непривлекательность для женщин, – было глубоко уязвлено. Он не мог написать Сьюлин и упрекнуть ее за вероломство; одна мысль об этом повергала его в ужас. Но он мог облегчить душу, говоря о ней со Скарлетт. Ни словом не осуждая Сьюлин, – все-таки речь шла о ее родной сестре! – Скарлетт выразила ему свое сочувствие, заверила его, что понимает, как плохо поступила с ним ее сестра, а главное, дала понять, что он, безусловно, заслуживает хорошего отношения со стороны женщины, способной оценить его по достоинству.

Миссис Гамильтон была прехорошенькой и розовощекой малюткой, она то грустно вздыхала, обдумывая свое печальное положение, то рассыпалась веселым смехом, напоминавшим перезвон маленьких серебряных колокольчиков, когда он своими шутками пытался ее приободрить. Зеленое платье, безупречно вычищенное Мамушкой, подчеркивало красоту ее стройной фигурки с осиной талией, а какой пленительный аромат исходил от ее платочка и волос! Просто возмутительно, как такая изящная и благородная женщина остается одинокой и беззащитной в жестоком мире, суровость которого она даже не в состоянии постичь. И нет ни мужа, ни брата, ни даже отца, который мог бы защитить ее. Фрэнк полагал, что мир – слишком грубое место для одинокой женщины, и в этом Скарлетт молчаливо и искренне с ним соглашалась.