Вождь мог поступать, как ему было угодно, все равно никто не посмел бы ему возразить. Сразу после окончания войны статистики поставили вопрос о необходимости проведения очередной (после 1939 г.) переписи населения СССР, чтобы оценить ущерб, причиненный войной. Ведь она, кроме нанесения тяжелейших людских потерь и огромного материального ущерба, нарушила и учет населения страны. Для решения задач по восстановлению народного хозяйства и организации жизни населения в условиях мира требовалась адекватная демографическая информация. В частности, предполагалось провести, как и планировалось, перепись населения страны в 1949 г. Однако Сталин уклонился от ее проведения, поскольку тогда выявились бы истинные масштабы потерь населения СССР в войне. Показательно, что все воевавшие страны приступили к переписи своего населения, начиная с 1945 г., и закончили в 1951-м. А в СССР перепись прошла только в 1959 г., то есть через 20 лет после предыдущей вместо установленного промежутка в 10 лет.
Впрочем, работа по определению потерь населения и военнослужащих все время продолжалась, но она и тем более ее результаты не афишировались. Так, в 1956 г. решением ЦК КПСС и советского правительства была создана комиссия по выяснению количества советских военнопленных. Результаты ее работы были доложены 4 июня 1956 г. в ЦК КПСС за подписями министра обороны Г.К. Жукова, секретаря ЦК КПСС Е.А. Фурцевой, министра юстиции К.П. Горшенина, Главного военного прокурора Р.А. Руденко, председателя КГБ И.А. Серова и заведующего отделом ЦК КПСС В.В. Золотухина. В докладе, в частности, говорилось:
«…советскими органами по репатриации было учтено 2 016 480 военнослужащих, находившихся в плену. Из них 1 835 562, в том числе 126 тыс. офицеров, были репатриированы на Родину. Кроме этого, по данным трофейной картотеки, в немецком плену погибло свыше 600 тыс. советских военнопленных»[34].
В том же 1956 г. МИД СССР уточнил, что в зарубежных странах находится в качестве перемещенных лиц 504 487 советских граждан, половину из которых составляли бывшие военнопленные[35].
В Советском Союзе все важные сообщения, особенно идеологически значимые сведения, оставались прерогативой руководителей партии и государства. Пришедший к власти Н.С. Хрущев в пику Сталину увеличил цифры потерь до «более 20 миллионов». В годы хрущевской «оттепели» архивы несколько «приоткрыли» свои хранилища для историков. В результате в открытой печати стали появляться книги и сообщения, содержание которых не всегда соответствовало официальной точке зрения на события минувшей войны. Многое тайное стало явным. Власти перепугались, и «оттепель», как это часто бывает в России, сменилась «заморозками». 3 марта 1968 г. Л.И. Брежнев, сменивший на высшем партийном и государственном посту Н.С. Хрущева, заявил своим соратникам по Политбюро:
«У нас появилось за последнее время много мемуарной литературы… Освещают Отечественную войну вкривь и вкось, где-то берут документы в архивах, искажают, перевирают эти документы… Где эти люди берут документы? Почему у нас стало так свободно с этим вопросом?»[36]
Тогдашний министр обороны А.А. Гречко с готовностью заверил генсека, что наведет порядок в этом деле. И, конечно, навел. Микрофильмы, содержавшие важнейшие совершенно секретные документы по основным операциям войны и находившиеся в высших военных учебных и научных заведениях, были срочно отозваны и уничтожены. К 1972 г. они оставались только в распоряжении ученых Академии Генерального штаба и Военной академии им. Фрунзе под гарантию обеспечения строжайшей секретности. Допуск к документам, хранящимся в архивах, снова был ограничен – туда стали допускать в основном только официальных историков, умеющих держать нос по ветру. Конечно, надо же было готовить почву для воспевания подвигов очередного вождя и вошедших в фавор военачальников, чему могли помешать настырные исследователи.