– Что ж ты там не осталась, в большом областном городе? Что ж к матери-то приехала?

– Так ты ж сама настояла!..

– Ну да. Так и есть. А что мне оставалось делать? Ты ж моя кровиночка, хоть и вредная.

– Сама себе противоречишь, мам.

– Ага, противоречу. А еще не понимаю – почему мы опять ссоримся? Делать нам нечего, что ли?

– Да потому и ссоримся, что ты все время впереди паровоза бежишь! Не надо меня опекать, пожалуйста! Я уже не маленькая, мне двадцать семь лет!

– Вот именно. Лучше бы о семье задумалась, чем с матерью спорить. Твои одноклассницы, глянь, уже не по одному ребенку успели родить!

– Мама-а-а-а… – закатила к потолку глаза Кира, отодвигая от себя чашку с кофе.

– Ладно, не мамкай. И вообще, нам пора из дому выходить. Сорокин страшно не любит, когда опаздывают. Пыжится изо всех сил, не успел наиграться начальственным положением.

– А по-моему, он очень даже на своем месте… И не такое уж у него положение, подумаешь, начальник отдела дознания!

– Ты сначала дослужись хотя бы до такого, потом рассуждай… Ладно, идем!

– Ты иди, мам, я чуть позже из дома выйду.

– Кира! Ну, это уж совсем крайности! Что, с матерью пять минут по улице пройти нельзя? Думаешь, мне не обидно?

– Да на нас же все смотрят! Может, нам еще ать-два в затылок шагать? Династия Стрижак пошла службу служить? Расступитесь, дайте дорогу подполковнику Валентине Михайловне с дочкой. А еще песню можно запеть, строевую! Наша служба и опасна и трудна! И на первый взгляд, конечно, не видна! Если кто-то кое-где у нас порой…

– Господи, что у тебя в голове, Кирюшка? Как маленькая… – рассмеялась Валентина Михайловна, откинув назад голову, – а поешь хорошо, зараза…

Кира глянула на мать, улыбнулась. Какая она все-таки… Основательная женщина. Крупная, грубоватая, как мужик, ни дать ни взять, Васса Железнова в милицейских погонах. И в то же время до ужаса обаятельная! И смеяться умеет так, что вся обида в один момент куда-то улетучивается.

– Ладно, идем. А то и впрямь опоздаем, – допив кофе, вздохнула Кира миролюбиво. – Но все равно про Сорокина плохо не говори, он хороший дядька.

– Павел Петрович-то? Конечно хороший. А я разве спорю? Он не просто хороший, он отличный дядька. К плохому бы я тебя в подчинение не пристроила.

– Ну вот, опять…

– Лучше бы спасибо сказала, глупая.

– Спасибо, мама! – шутовски поклонилась Кира, вставая из-за стола.

– На здоровье, доченька. Где мой портфель? А, вот он… И очки… Ой, время, время… Черт, все-таки опаздываем.

Они действительно опоздали. Павел Петрович, начальник отдела дознания, выразительно глянул на часы, потом указал глазами Кире на стул – садись, мол. И вдруг улыбнулся, покачав головой:

– До чего ж вы с мамкой похожи, прямо одно лицо, как под копирку… Если еще и мозгами похожи, и вообще, всеми остальными деловыми качествами… Ты хоть знаешь, какие про твою мамку у нас легенды ходят?

– Знаю, Павел Петрович. Но мне бы хотелось, чтобы нас… не сравнивали. Я сама по себе, мама сама по себе.

– Что ж, понимаю… Похвально, похвально. Ну, тогда вперед. Ты ведь, наверное, Рогова знаешь? Фамилия на слуху?

– Это который местный владелец заводов, газет, пароходов?

– Каких еще пароходов? Нет у него никаких пароходов… И газет нет…

– Да это расхожее выражение, Павел Петрович. Цитата из детского стишка про мистера Твистера. Поэт есть такой, Самуил Яковлевич Маршак, слыхали?

– Нет, не слыхал. Я в детдоме вырос, мне там стихов не читали.

– Извините…

– Да ладно, мистер Твистер, говоришь… Ну, значит, этот Рогов и есть мистер Твистер. То есть Филипп Сергеевич Рогов, владелец цементного завода, нашего самого значительного градообразующего предприятия.