Мэл ответил после третьего звонка сквозь сильный треск в трубке.

– Привет, – прокричала она. – Где ты?

– Выходим из Шорэма. В десяти милях за устьем, идем на участок. Через несколько минут выйдем из зоны приема. В чем дело?

– Мне с тобой надо поговорить. Кейтлин хуже… Она очень больна. Безнадежно.

– Проклятье, – пробормотал он. Его голос стал еле слышен. Треск усилился. – Рассказывай.

Она поспешно изложила диагноз, по опыту зная, как быстро порой исчезает сигнал. Едва расслышала в ответ, что драга вернется в Шорэм часов через семь, и обещание перезвонить.

Потом звякнула матери, которая сидела в своем бридж-клубе за утренним кофе. Сильная, крепкая женщина как бы еще больше окрепла за четыре года, прошедшие после смерти мужа – отца Линн, – признавшись однажды дочери, что они фактически не так уж любили друг друга. Практичная женщина, которую, видно, ничто взволновать не способно.

– Надо искать другой вариант, – сразу заявила она. – Скажи доктору Хантеру: нужен другой вариант.

– По-моему, у него нет сомнений, – ответила Линн. – На пересадке настаивает не только доктор Хантер, но и специалист по заболеваниям печени. Иначе случится то, чего мы постоянно боимся.

– Необходим другой вариант. Врачи ошибаются. Они не безгрешны.

Линн неохотно пообещала поговорить насчет другого варианта. По дороге домой напряженно раздумывала. Конечно, может быть, мать права. Возможно, диагноз ошибочный. Возможно, другой специалист знает что-нибудь неизвестное доктору Грэнджеру, подскажет не столь рискованный выход. Возможно, есть новые лекарства. При повороте направо с Лондон-роуд на Гарден-авеню машина с громким скрежетом завиляла. Линн переключила передачу, слыша привычный металлический стук от болтающейся выхлопной трубы. По словам Кейтлин, это стучит Смерть с косой – машина умирает.

У дочки мрачноватое чувство юмора.

Линн поднималась на холм к Патчему с полными слез глазами, до конца осознав катастрофическое положение и масштаб проблем, ошеломленно тряся головой. Пропади все пропадом! Она абсолютно к этому не готова. Черт возьми, как сказать дочери, что ей нужна новая печень? Причем, может быть, взятая у мертвеца…

Свернула на свою улицу, потом налево на подъездную дорожку к дому, нажала на тормоз, заглушила мотор. Машина, как всегда, напоследок дернулась, и все смолкло.

Дом, примыкающий одной стеной к соседнему, подобно многим другим в этом городе, стоит на тихой жилой улице на крутом холме. Прежде здесь жили пожилые супруги, и Линн, переехав, преобразила задний садик, насажав всевозможных растений. А через семь лет даже не может позволить себе содрать и заменить старое, изношенное ковровое покрытие. Хватает лишь на свежую покраску, отчасти на обои. На убогой кухне стоит неистребимый затхлый старческий запах, несмотря на ароматические смеси и освежители.

Когда-нибудь, обещает себе Линн. Когда-нибудь.

Когда-нибудь в заветный день в саду будет построена студия. В свое время она с большим наслаждением писала акварелью виды Брайтона и даже продавала их со скромным успехом.

Линн отперла парадную дверь, вошла в узкую переднюю, взглянула вверх на лестницу, гадая, не встала ли Кейтлин, не слыша ни звука.

Пошла наверх с тяжелым сердцем. На двери дочкиной спальни висит белый лист с крупной надписью от руки: «Прашу стукать». На ее памяти он всегда тут висел. Она стукнула.

Как всегда, нет ответа. Кейтлин либо спит, либо сотрясает музыкой барабанные перепонки. Линн вошла в комнату, куда словно бульдозер приволок и ссыпал содержимое оптовой распродажи.