Внутренности были исходными источниками витаминов и являются ключевыми компонентами почти всех по-настоящему традиционных народных блюд. Вот тот недостающий ингредиент, исчезновение которого из нашего меню объясняет многие наши проблемы со здоровьем, а если его вернуть в наш рацион, то мы сможем заметно улучшить печальную статистику по питанию. Но, как и многие американцы и европейцы среднего класса, в течение большей части жизни я считала, что всякие странные кусочки и обвисшие штучки лучше всего скармливать кошкам и собакам. Возможно, я бы считала иначе, если бы выросла там, где традиции натурального хозяйства до сих пор сильны. Где дети узнают заветные рецепты от родителей. Где на одного человека приходится большая площадь земли и водоемов, где сама погода зовет людей больше бывать на улице. Например, на Гавайях.

Южная сторона Кауаи известна во всем Гавайском архипелаге как филиппинская территория; в нашем старом квартале почти каждая третья семья говорила на илоканском языке. Мой муж Люк, ревностный мясоед, обожающий бифштексы с кровью, считал себя суровым плотоядным, пока не познакомился с этими ребятами. Люди, которые охотятся на диких кабанов с собаками и убивают клыкастых бестий ножами (а не из огнестрельного оружия), куда более суровы и плотоядны. На Кауаи и стар, и млад может быстро съесть целую тушу или большую козью ногу. Когда я впервые переехала на Гавайи, меня, американку, мало что знавшую о внешнем мире, эта культура всерьез перепугала.

А потом произошло неизбежное: соседи пригласили нас на ужин, и мы прошли ускоренный курс местной филиппинской кухни. Я слышала о таких вечеринках и знала, что ждет нас на покрытом грубой скатертью столе для пикников, стоящем во внутреннем дворике за стеклянными дверями. Дети сгрудились в доме, чтобы посмотреть и посмеяться на моликини Ха'Олес («недавно переехавшими белыми»), которые пытались разобраться, что вообще происходит. К счастью, милая восьмилетняя девочка в конце концов сжалилась над нами. Рассказывая обо всех главных ингредиентах, Киани повела нас вдоль ряда таинственных кастрюль, тарелок с жирным содержимым и глубоких супниц с похлебками.

Для начала – моркон, рулет с мясом, яйцами и сыром, аккуратно нарезанный поперек; ярко-желтый желток прекрасно контрастировал с темно-багровой печенью. Затем – одна из подозрительных похлебок: темно-желтая паксив на пата, свиные ножки, тушеные в смеси соевого соуса, сахара и уксуса и приправленные засушенными бутонами лилий. Мимо свиных ножек я пройти не смогла. Дальше – еще одна похлебка, на этот раз зелено-желтая: балон-балонан, куриные желудки, размягченные в уксусе и смешанные с водяным шпинатом. Рядом стояла требуха с сотовым медом и овощной суп – гото и каллос. Мне показалось, словно я попала в клингонский ресторан. Но потом в дальнем конце стола я увидела одинокую тарелку с супом из сладкого картофеля. С ним, по крайней мере, я справлюсь.

Люк проявлял куда больше энтузиазма. Чем страннее были ингредиенты блюда, тем больше он накладывал на свой картонный поднос, разделенный на секции. Наших юных хозяев это очень развлекало: каждая порция вызывала все более громкое хихиканье детей, и в конце концов Люк привлек внимание даже взрослых. К тому моменту, как экскурсия вокруг стола закончилась, он наложил себе на поднос целых десять разных блюд, которые уже начали медленно соединяться в одно. Зеваки одобряли его выбор, хлопая в ладоши и крича.

Пока Люк превращал содержимое переполненного подноса в кучку костей, я начала подозревать, что жила совершенно оторванной от мира. С этим чувством я ушла домой, и оно возникало снова всякий раз, когда я шла мимо очередного стада коз, пасшегося на зеленых холмах Лаваи.