Мы вышли из операционной и поплелись вниз по коридору, чтобы сообщить семье о смерти ее главы. Хирург был потрясен пережитым. Он резко ссутулился и дребезжащим от волнения голосом сообщил собравшимся трагическую новость. Убитые горем люди крепко обнялись и разрыдались, понимая, что уже никогда не заговорят с человеком, которого они так любили.

Меня же совсем не тронул этот непродолжительный разговор. Я мог думать только об очередной операции и о том, как вернусь домой, сяду за компьютер и начну играть на бирже. Я жил словно робот. Я хорошо научился скрывать эмоции. И потом, что не под силу даже роботу, я приучил себя думать только о себе. В определенном смысле это было даже необходимо. Через полчаса я собирался воодушевить еще одного пациента перед подготовкой его к операции. Моя жизнь была полна стрессов, и на осознание эмоций у меня просто не было времени. Вечером я пропускал два-три стаканчика шотландского виски, а в шесть утра уже был на ногах. По дороге в больницу я пил кофе и закусывал сандвичем. Прежде чем приступить к операции, я проверял фондовый рынок, чтобы убедиться в правильности моих прогнозов по самым ценным активам. Мои эмоции были надежно спрятаны за стеной моих богатств.

Вокруг меня вздымались клубы дыма и пронзительно вопили души, горевшие в огне, а я думал о своем богатстве и о том, каким бессмысленным оно оказалось здесь. Зачем мне было все это? Наш дом был настолько огромен, что когда мы находились в разных его концах и хотели пообщаться друг с другом, нам требовался айфон. Я постоянно соперничал со своими соседями и коллегами и в итоге был одержим накопительством. Моя алчность не знала границ. Жизнь превратилась в погоню за американской мечтой.

Еще до того, как у меня обнаружили рак предстательной железы, я находился под влиянием стресса, вызванного жаждой обогащения. Как многие другие врачи, я снимал стресс алкоголем и пил по выходным и по ночам, если не дежурил в больнице. Впрочем, я быстро понял, что такая привычка пагубно отразится на моем здоровье в будущем. Я убедил себя, что хороший ночной сон – это все, что мне нужно, чтобы хорошо справляться со своими обязанностями.

Пятью годами ранее у меня порвалось сухожилие в правом запястье. Мне было очень больно, и иногда я запивал обезболивающие алкоголем. Я знал, что это опасная смесь, и всегда предупреждал своих пациентов об этом. Себя же я убедил, что могу спокойно выпивать и принимать обезболивающие до тех пор, пока не превышу только мне известной дозы. Я не отказывал себе ни в чем, полагая, что у меня еще прорва времени, чтобы отойти после кайфа. Мне казалось, что я все знаю и все могу предусмотреть. Когда боль в запястье утихла, я перестал принимать обезболивающие и был уверен, что у меня все в порядке. Только позже я понял, что так думают все наркоманы. Впрочем, тогда я не верил, что могу стать наркоманом. Ведь я очень хорошо знал, как работает организм человека, в конце концов, я ведь был высококвалифицированным врачом.

Этот близорукий взгляд на собственную жизнь напомнил мне о другом обстоятельстве, которое вызывало у меня чувство ложной безопасности. Меня всегда окружали стены. Въезд и выезд с нашей территории был защищен двумя электронными воротами, причем возле одних стояла будка с охраной. По пути на работу я был плотно закупорен в комфортабельном салоне своего люксового автомобиля. На работе я был в операционной или в своем кабинете. Дома я очень много смотрел телевизор и очень мало разговаривал с женой и детьми. Поскольку из-за обезболивающих у меня было скверное настроение, сомневаюсь, что дети хотели со мной играть. Я жил в своей тщательно оберегаемой скорлупе. Я забыл, что такое болезнь и смерть. Я забыл, что такое судьба.