И – последняя мысль, уже на пределе сознания: «А ведь случилось точно так, как они обещали».
Павел Синичкин
Девятью днями ранее
Июль 2019-го
Судя по интонации, с которой Римка представила мне по интеркому посетительницу, та показалась ей слишком хорошенькой.
– К вам Полина Порецкая, – крайне скептически объявила моя помощница, и в кабинет вошла действительно очень красивая девочка.
Девочка – именно так я мысленно назвал ее, хотя лет ей было двадцать пять – двадцать семь. Но при этом визитерша оказалась крайне миниатюрна: росточком чуть выше полутора метров. Маленькие красивые ручки. Точеные и исключительно правильные черты лица. «Как статуэточка!» – наверняка отозвалась бы о ней моя покойная (увы) матушка. Или заметила бы, что девчонка выглядит «интеллигентно».
Для маменьки это была лучшая похвала. Всю жизнь она мечтала, чтобы я связал себя узами вот с такой, тоненькой и аристократичной. Мне же всегда были по сердцу полнокровные, румяные, боевые оторвы. Такие, как помощница моя Римка.
Впрочем, в последние свои годы родительница моя незабвенная согласилась бы, кажется, на кого угодно. Лишь восклицала время от времени патетически: «Неужто я так и не дождусь внуков?!» Да, увы, она так и не дождалась.
Хотя посетительница оказалась совершенно не в моем вкусе, но выглядела она, надо признать, исключительно красивой.
После фигур вежливости и усаживаний я спросил девушку, что привело ее в наше сыскное агентство.
– У меня умер отец. – Пауза, и, так как я не прореагировал, она продолжила: – Все считают, что он покончил с собой.
Визитерша опять остановилась, и я подсказал:
– А – вы?.. Как думаете вы?
– Я думаю, – с вызовом проговорила госпожа Порецкая, – что его убили.
– Кто? И за что?
– За этим я пришла к вам.
– Хорошо. Расскажите тогда официальную версию. Итак, считается, что ваш отец покончил жизнь самоубийством, правильно?
– Я начну сначала…
– Как вам удобнее. Начинайте откуда хотите. Но лучше, конечно, сначала.
Наверное, я все-таки на нее запал, потому и говорить стал больше обычного. Это мне самому не понравилось. И то, что стал слишком велеречивым. И тем более что – запал.
Хватит с меня служебных романов. От них одни неприятности. Что с Римкой, что с клиентками.
Спокойные, ровные отношения, без всякой примеси любви и тем более секса – вот залог нормальной, уверенной работы.
Всякого творческого коллектива, а сыскного агентства – тем более.
Если предаваться самокритике, имеется у меня один недостаток: я очень влюбчивый.
Чересчур.
Слишком часто и не по делу воспламеняюсь. И это определенно вредит работе. Чего стоят только мои взаимоотношения с Римкой!
Мы с ней без счета сходились, расходились, жили вместе, разбегались навсегда. А потом снова встречались, и опять нас, в конце концов, бросало в объятия друг к другу.
Попутно у меня, конечно же, случались романы, и Римка узнавала и бешено ревновала, устраивала сцены. А у самой-то тоже рыльце в пушку! Чего стоил хотя бы этот ее казах из-под Пскова! И ведь хватило же у того раскосого скобаря наглости заявиться к ней сюда, в Москву, с цветочками! Ох, как далеко и надолго после этого Римма Анатольевна была мною послана![2]
Но сейчас-то мы, кажется, оба перебесились, и у нас, слава богу, установился ровный, спокойный, выдержанный нейтралитет. Похоже, мы остановились на правильном градусе, что она – просто моя коллега, младший товарищ, соратница в нелегкой работе.
Ее это, кажется, тоже устраивало, и она больше не устраивала взбрыков типа разойтись навсегда или, того хуже, сойтись навеки.