В наукограде около Москвы жил наш герой по имени И., выпускник физтеха. Он из Долгопрудного переехал в Гринвиллидж (так они с коллегами звали Зеленоград, наш асимметричный кремниевый ответ Силиконовой долине), где он работал на острие передовой научной мысли, по направлению искусственного интеллекта, сделали они еще не много, но прибор, над которым он работал, распознавал два цвета и мог исполнить песню «Яблоки на снегу».

У него были допуск, двухкомнатная квартира, жена, ребенок, должность начальника сектора, степень кандидата наук и черная «Волга», подаренная папой жены, – вот пьедестал, на котором он стоял до 91-го года.

Сначала снесли с постамента Дзержинского. И. не придал этому большого значения, потом дело дошло и до Зеленограда, перестали платить зарплату, папу жены заклеймили как пособника путчистов, поперли на пенсию, и все изменилось, улетело благополучие вместе с десятью тысячами рублей со сберкнижки, суммой огромной, как подушка безопасности в иномарке, о которой он мечтал.

Безопасность бытия закончилась, подушка улетела от него, как в стишке про «Мойдодыра», который очень любила дочка в исполнении папы.

Улетело и общее одеяло, укрывавшее его с женой. Спать с ним она перестала и перешла на диван: он не соответствовал времени перемен, не смог уцепиться за локомотив удачи.

Не стал успешным, не успел, как остальные успевшие.

Через полгода жена стала смотреть на И. как-то тревожно, раз снесла в комиссионку колечки и кулончики, подаренные мамой, потом туда съехали шуба и видео – последний привет из папиного коммунистического рая, и все. А любовь как-то прошла, заблудилась в дебрях ваучерной приватизации, иммунная система, защищающая семейные ценности, наткнулась на вилы разрушенного быта и стекла, как пена остывшей ванны.

И. не сдавался, ходил на работу, хотя там не платили, продолжал что-то делать, заодно что-то пытался продать и купить (красная ртуть, нигерийские долги), устанавливал системы охраны в каких-то офисах, но систематического заработка не было. Он нашел объявление о найме водителя на своей машине и скрепя сердце позвонил.

На следующий день приехал по адресу на улицу Алабяна и встретился с симпатичным армянином, хозяином мастерской рекламных щитов для обменных пунктов, – новый бизнес, востребованный капитализмом.

Договорились обо всем быстро и стали летать по Москве от клиента к клиенту, вывески делали в Болшеве в гараже дальние родственники Вазгена, там же на даче жили его толстая жена Нарине, дочь Карина и сестра Анаша, редкая и высокомерная курва, считающая И. холуем и слугой.

Хозяина И. уважал, жену и дочь возил беспрекословно, а Анашу не переносил; когда она хлопала дверью и просила заехать на тротуар у дверей магазина, он испытывал черную ненависть и желание выбросить ее из машины, но не мог: глаза дочери останавливали, как красный свет на Кутузовском во время пролета кортежа…

И. крутил баранку недолго: Анаша через сестру заплела интригу, и та напела Вазгену, что И. посягнул на девичью честь Анаши, три раза прошедшую процедуру по реконструкции девственной плевы в связи с четвертым вариантом планового замужества. Родственники Вазгена постановили изгнать его, а в наказание обещали закопать его вместе с «Волгой» в подмосковную землю, как в фильме «Убить Билла». И. фильм помнил и не захотел экспериментировать. «Волга» не гроб, ее руками не возьмешь; ушел и опять остался без работы, вспомнив с ностальгией махровый интернационализм СССР.

Жена, разочаровавшись в нем полностью, стала готовиться к выезду в бывшую ГДР, где ее сестра успешно жила с мужем, бывшим военным, нарушившим присягу и теперь управляющим автосервисом. Он ремонтировал немецкие авто, выброшенные на свалку местными жителями; для жителей свободной России, страждущих отбросов немецкого автопрома, это было круто.