– Открывай глаза.
Кейт медленно подняла голову. С такого расстояния она все прекрасно видела и без очков, но по своей близорукой привычке наклонилась ближе, чтобы как следует рассмотреть девушку в зеркале. В ее светлых волосах, безукоризненно прямых, разделенных идеально ровным пробором, сияли пряди, обесцвеченные почти до белизны. В кои-то веки волосы выглядели шелковистыми и мягкими, а не просто тонкими и прилизанными. Травянисто-зеленые глаза из-за осветленных прядей казались ярче, нежно-розовые губы притягивали взгляд. Она смотрелась почти что красавицей.
– Ого, – только и смогла выдавить она, чувствуя, как в горле встают комом слезы благодарности.
– Это ты еще не видела себя с накрашенными ресницами и румянами, – сказала Талли. – А прыщи на лбу консилером замажем.
– Я твоя подруга навеки, – прошептала Кейт почти неслышно, но, заметив, как Талли улыбнулась, поняла, что ее все же услышали.
– Круто. Теперь давай тебя красить. Бритву мою не видела?
– Это еще зачем?
– Как зачем? Для бровей, конечно. А, вот она. Ну, закрывай глаза.
Кейт повиновалась не раздумывая.
– Окей.
Кейт зашла в дом, даже не пытаясь прятать лицо – столько в ней было уверенности. Впервые в жизни она чувствовала себя красивой.
Отец сидел в своем мягком кресле в гостиной. Услышав ее шаги, он поднял голову.
– Господь всемогущий. – Он грохнул стаканом о деревянный столик с гнутыми резными ножками. – Марджи!
Мама вышла из кухни, вытирая руки о фартук. На ней была обычная будничная одежда: полосатая синтетическая блузка, оливковая с рыжим, брюки клеш из коричневого вельвета, а поверх всего этого мятый фартук с надписью «Место женщины на кухне… и в сенате». Взглянув на Кейт, она замерла. Медленно развязала фартук и бросила его на стол.
В повисшую внезапно тишину тут же ворвались, спотыкаясь друг о друга, Шон и собака.
– А Кейти на скунса похожа! – заявил Шон. – Фу-у!
– Скоро ужин, иди мой руки, – резко сказала мама и добавила, когда он не двинулся с места: – Сейчас же.
Шон, ворча, поплелся наверх.
– Марджи, ты ей разрешала сотворить с волосами такое непотребство? – спросил папа.
– Я разберусь, Бад. – Мама, нахмурившись, подошла к дочери: – Это девочка из дома напротив сделала?
Кейт кивнула, отчаянно стараясь не забыть, какой красавицей себя чувствовала еще секунду назад.
– Тебе нравится?
– Да.
– Ну тогда и мне нравится. Помню, тетя Джорджия меня как-то покрасила в рыжий. Бабушка от ярости аж побагровела. – Она улыбнулась. – Но надо было спросить, Кейтлин. Ты же у меня ребенок еще, хоть вы, девочки, и думаете, что взрослые. Так, а с бровями что?
– Талли их побрила. Это чтобы форму придать.
Мама попыталась сдержать улыбку.
– Понятно. Вообще-то их обычно выщипывают. Надо было тебе показать, но я все думала, что рано. – Она оглянулась в поисках сигарет. Нашла пачку на столике, достала одну и закурила. – После ужина научу. Думаю, не выйдет беды, если ты будешь в школу красить ресницы, и блеск для губ тоже можно. Я покажу, как краситься, чтобы выглядело естественно.
Кейт крепко ее обняла:
– Люблю тебя.
– А я тебя. А теперь займись тестом для кекса. И, Кейти, я рада, что вы подружились, но смотри у меня, больше правила не нарушать, ладно? Так и в неприятности влипнуть недолго.
Кейт тут же вспомнила о Талли и той вечеринке.
– Хорошо, мам.
Всего за неделю Кейт вдруг сделалась популярной. Одноклассники восхищались ее новой прической, больше не отворачивались от нее в коридорах. Она дружила с Талли Харт, а значит, считалась крутой по умолчанию.
Даже родители заметили разницу. За ужином Кейт вела себя совсем иначе, болтала без умолку. Истории сыпались из нее одна за другой. Кто с кем встречается, кто кого обыграл в тетербол