Везде тусовались старшеклассники – вокруг костра, вокруг огромных бочонков с пивом, оставленных прямо на траве. Земля была усыпана пластиковыми стаканчиками. Чуть поодаль, возле амбара, какие-то парни играли в тач[17]. Стоял конец мая, то есть до лета еще жить и жить, и почти все были в куртках. Талли пожалела, что не оделась потеплее.

Пат, крепко держа ее за руку, пробрался сквозь толпу парочек к одному из бочонков и налил им обоим пива.

Талли взяла протянутый ей стакан и следом за Патом вышла из освещенного фарами круга. Отыскав тихое местечко, Пат расстелил на земле свою спортивную куртку и жестом предложил ей сесть.

– Я когда тебя в первый раз увидел, глазам не поверил, – сказал он, усаживаясь рядом и отхлебывая из стакана. – Ты самая красивая девчонка в городе. Все парни тебя хотят.

– Но пришла-то я с тобой, – ответила Талли, улыбаясь. Она тонула в темных озерах его глаз.

Пат сделал огромный глоток, поставил полупустой стакан на землю и, наклонившись, поцеловал Талли.

Ее уже целовали раньше, несколько раз, в основном на дискотеках, – дождавшись медляка, парни начинали суетливо, нервно искать ее губы своими. Никакого сравнения. Губы Пата творили волшебство. Она блаженно выдохнула его имя. Когда Пат, подавшись назад, взглянул на нее, его глаза лучились чистой любовью.

– Я так рад, что ты пришла.

– И я.

Он опрокинул в рот остатки пива и поднялся:

– Надо заправиться.

Пока они стояли в очереди к бочонку, Пат, повернувшись к ней, вдруг нахмурился:

– А ты чего не пьешь? Я думал, ты умеешь по-настоящему отрываться.

– А то!

Талли нервно улыбнулась. Она еще ни разу не пробовала алкоголь, но не отказываться же, нельзя, чтобы Пат подумал, будто она какая-нибудь отличница-недотрога, это ему точно не понравится, а она страшно, отчаянно хотела ему нравиться.

– До дна, – сказала она и в один присест осушила стакан. Тут же, не сумев сдержаться, рыгнула и смущенно рассмеялась.

– Кайф, – одобрительно кивнул Пат и налил им еще по пиву.

Со вторым стаканом было проще, пиво уже не казалось таким мерзким, а к третьему она совершенно перестала чувствовать вкус. После пива она с готовностью хлебала дешевое вино из бутылки, которую откупорил Пат. Целый час они сидели на его куртке, прижавшись тесно-тесно друг к другу, пили и болтали. Он без конца трепался о каких-то своих друзьях, которых она даже не знала, но, впрочем, какая разница. То, как он смотрел на нее, как держал ее за руку, – вот что по-настоящему важно.

– Пойдем, – прошептал он ей на ухо, – потанцуем.

У Талли, едва она поднялась на ноги, закружилась голова. Она никак не могла удержать равновесие и, пока они танцевали, без конца спотыкалась. А потом и вовсе растянулась на траве. Пат засмеялся, схватил ее за руку, помог подняться и повел в укромное, романтичное местечко среди деревьев. Талли, хихикая и спотыкаясь, ковыляла за ним следом и лишь вздохнула, когда он вдруг обернулся, обнял ее и поцеловал.

Ей было так хорошо, по всему телу разливалось тепло, кожу покалывало. Она прижималась к Пату, точно кошка, наслаждаясь этим чувством. Вот сейчас он прервет поцелуй и, чуть подавшись назад, посмотрит ей в глаза и скажет: «Я люблю тебя», прямо как Райан О’Нил в «Истории любви».

Может, она даже назовет его мажором[18], признаваясь в любви в ответ. И своя песня у них будет – «Лестница в небеса», конечно. Они станут всем рассказывать, что познакомились, когда…

Язык Пата разжал ее губы, проник в рот и принялся орудовать внутри, точно инопланетный зонд. Ей больше не было хорошо, ей было странно, неприятно. Она хотела сказать: «Хватит», но ничего не получилось, звука не было, Пат словно высосал весь воздух из ее легких.