Неожиданно девушка наморщила лоб еще сильнее и спросила, кивнув головой, словно уверенная в ответе:

– Ты ведь Уэйрд, верно?

Парень взглянул на нее слегка ошарашенно и, во всяком случае, удивленно, на его лице дрожало нечто среднее между неодобрительной гримасой и улыбкой; затем он перевел взгляд на меня, трудолюбиво продиравшегося через фразу:

– Д-д-да, да, э-т-то я.

– Что? – спросил у меня парень. Я протянул руку для знакомства, но он снова повернулся к девушке. – Что?

– Уэйрд, – сказала девушка. – Дэнни Уэйр. Д. Уэйр. Уэйр, запятая, Д, так было в школьном журнале, а отсюда – Уэйрд. Это его прозвище.

Парень просек и кивнул.

– Так оно и было, – ухмыльнулся я с не совсем понятным торжеством, театрально, а вернее, по-идиотски взмахнул рукой, а затем полез в карман за сигаретами.

– А ты меня помнишь? – спросила она. Я покачал головой и протянул им пачку; девушка взяла, а он не стал. – Кристина Брайс. Я была на класс старше.

– О-о, – протянул я, – ну да, конечно. Да, Кристина. А-а, ну да, понятно, Кристина. Ну да. Да. Ну и как ты, значит, м-м-м… как дела?

В действительности я напрочь ее не помнил и теперь отчаянно перетряхивал свои мозги в поисках хоть малейшего воспоминания об этом белокуром ангеле.

– Все путем, – улыбнулась Кристина. – А это Дейв Балфур, – добавила она, продолжая поглаживать талию белокурого красавца.

Мы кивнули друг другу:

– Привет.

– Хэлло.

После секундной паузы Кристина Брайс снова повернулась ко мне:

– Ну и что ты думаешь?

– О к-команде? К-концерте? – Она молча кивнула. – Э-э… з-д-дорово… д-да, з-д-дорово.

– Так…

– Н-но вам н-не хватает своего, оригинального м-материала, а номера из второй п-половины н-недостаточно п-проработаны, и у в-вас м-м-маловато слаженности, и м-можно б-бы поактивнее исп-п-п… пользовать орган, и б-б-барабанам сильно н-недостает д-дисциплины… н-ну и, конечно же, т-такое н-название это п-просто… м-м-м…

Судя по их лицам, моя речь была воспринята, мягко говоря, без восторга. Я сунул нос в пластиковую пинтовую кружку, якобы утоляя внезапно вспыхнувшую жажду, и был вознагражден глотком теплого, совершенно выдохшегося лагера.

Боженька ты мой милосердный, да чего же это я тут такого намолол? Оно же выглядело, словно меня воротит от всего, что они делают. О чем думала моя голова? Нужно было обхаживать этих ребят, стараться сблизиться, а не лягать их в зубы. Ну, только посмотреть, вот они – клево прикинутые ребятки из среднего класса сколотили команду, оттягиваются во весь рост, выдают лучшую в городе музыку и, вполне возможно, настроены на куда большее будущее, если, конечно же, их вообще интересует музыкальная карьера, привыкшие, это уж точно, к похвалам, аплодисментам и общению в своем блестящем кругу, и вдруг какой-то нескладный, нелепый, еле языком ворочающий псих так вот прямо заявляет, что у них все плохо и все не так.

Ну как вот я выглядел в их глазах? Я был шести футов шести дюймов роста, но страшно сутулый, голова почти пряталась между плечами (Патагонский гриф или попросту Гриф, у меня и такое было прозвище; их было много, десятки, но прилипло Уэйрд – самое, пожалуй, верное). Глаза навыкате, огромный, крюковидный нос, длинные, тонкие, перманентно слипшиеся от своего природного жира волосы. У меня были длинные грабки и огромные, разновеликие ступни, одна одиннадцатого размера, другая двенадцатого. У меня были громадные, впору какому-нибудь душителю, кисти с толстыми, неуклюжими пальцами, которые не позволяли мне толком освоить гитару при всем желании и всех стараниях, в итоге я был просто вынужден взяться за басовую, у нее хоть струны малость пореже.