– Моя, твою мать, – собрав последние силы, сквозь зубы шипит девушка.

– Я так и знал. – Раскатисто рассмеявшись, он сжимает упругие полушария, приподнимая в ладонях, и его смех вдруг резко обрывается. Отпустив одну грудь, Бут дотрагивается большим пальцем до участка кожи под той, что продолжает сжимать. – Давно это у тебя? – обманчиво равнодушным тоном интересуется он. Не сразу уловив суть вопроса, Кая растерянно распахивает глаза, взглянув в застывшее нечитаемое лицо. Бут не смотрит на нее, всё его внимание приковано к обычному родимому пятну под ее грудью. Ну, может, не совсем обычному, учитывая четкую форму треугольника с удлиненной вершиной, но уж точно не заслуживающему такого пристального изучения.

– С детства. У мамы на бедре было такое же, – внезапно смутившись, отвечает Кая. Он же не думает, что у нее какая-то кожная болезнь? Вот идиотка! Смущаться надо было раньше, когда он лапал твои сиськи.

– Твою мать звали Анна Гейден? – Подняв голову, Бут смотрит на нее с каким-то пугающе странным выражением.

– Ты же знаешь. Зачем спрашиваешь? – Нахмурившись, Кая облизывает пересохшие губы. Проследив за этим движением, мужчина медленно выпрямляется в полный рост и убирает руки от ее груди, пряча их в карманы черных брюк, идеально сидящих на крепких бедрах. Бут такой… одетый на ее фоне, что становится тошно от вопиющей несправедливости. Расстегнутая пуговица на рубашке не в счет, и, боже упаси, она совершенно не хочет, чтобы он разделся, хотя… справедливости ради. Кая, угомонись, ты снова не о том думаешь.

Какое-то время замороженный придурок дотошно и скрупулезно изучает ее лицо, а потом задает еще один идиотский вопрос:

– Ты похожа на нее?

– Конечно, похожа, – нервно отвечает она. – В моем досье нет фотографий моей матери?

– Нет, – задумчиво произносит Бут, всё так же пристально рассматривая лежащую на кровати девушку.

Отмерев, мужчина неторопливо обходит кровать справа, исчезая из поля ее зрения. Погрузившись в свои мысли, девушка умудряется временно забыть о своем позорном положении, горящих огнем мышцах и двинутом на всю голову психе, кружащем вокруг постели. Это трудно объяснить логическими причинами, но Кая не ощущала угрозы сексуального насилия. Небольшая поправочка: не ощущала конкретно от Бута. Ни вчера, когда она стояла перед ним голая и покорная, ни сегодня агрессивная и рычащая, в цепях и ошейнике, с выставленными напоказ гениталиями. Если копнуть глубже, то Кая даже банального стыда не испытывала. Словно находиться перед ним обнаженной – естественно, как перед личным врачом. Если бы он имел на нее определенные планы, то давно бы воспользовался ситуацией, но ему нужно от нее что-то совсем иное.

Судорожно анализируя происходящее, Каталея снова и снова прокручивает в голове необъяснимую реакцию Бута на родимое пятно и туманные вопросы о ее матери и их сходстве. Почему его вдруг это так сильно заинтересовало? И как вышло, что шпионы «Улья», выследившие и похитившие Каю из-под носа опытных телохранителей, не смогли найти ни одного снимка Анны Гейден?

Да, она не была публичным человеком, жила в тщательно охраняемом особняке, не вела соцсетей, не посещала с отцом политические мероприятия и перемещалась по городу исключительно на служебном автомобиле и в сопровождении профессиональных бодигардов, но имелся же узкий круг людей, которые общались с ней, знали в лицо, оказывали те или иные услуги.

Если всемогущий «Улей» не смог добраться до них, то как, черт возьми, им удалось похитить ее, Каю?

Девушка отказывалась верить, что отец потерял бдительность, ослабил защиту или сделал недостаточно, чтобы уберечь свою дочь. Но, может быть, он искал врага не там?