Незнакомец выпрямился и взял маму за руку. Не грубо и жестко, а почти так же, как это делает папа. Я пораженно и смотрела, как её белые пальцы утопают в загорелой ладони чужака, и все внутри меня клокотало от гнева. Папа где-то в доме. Я должна была закричать и позвать его на помощь, но почему-то, стиснув зубы, молчала.

– Я вернусь, – прошептал мужчина, прежде чем покинуть мою спальню.

Мама тихо выдохнула, и я вместе с ней. Затем она взглянула на меня так, как никогда не смотрела раньше. Ее глаза лихорадочно горели, почти так же, как у человека, который только что стоял рядом с ней. В них полыхали адский огонь, боль и гнев, и что-то еще, непостижимое, неподдающиеся объяснению. Я снова не могла дышать. На краткое мгновение мне показалось, что маму подменили, что чужак околдовал ее, украл у меня.

– Что такое, милая? – спросила мама, когда я, вскочив с кровати, подошла к ней, со всех сил обняла руками за талию и прижалась щекой к груди, где оголтело стучало сердце.

– Не уходи. Никогда не оставляй меня, – я тихо заплакала.

– Я здесь, котенок. Ну что ты, как маленькая. Куда я от тебя уйду? Ты самое дорогое, что у меня есть, – ласковым голосом утешала мама, нежно поглаживая мои дрожащие плечи.

– Кто этот человек?

– Обычный доктор, – после небольшой заминки ответила она и тепло улыбнулась мне. – Днем ты показалась мне такой бледной и вялой, что я забеспокоилась и пригласила врача.

– Как его зовут?

– Неважно. Ты абсолютно здорова, и у нас нет причин звать его снова.

– Но он сказал, что вернется, – возразила я.

– Тебе послышалось, Кая. Ты просто переволновалась. А теперь ложись в кровать и выпей свое молоко.

Я сделала так, как она сказала, и почти сразу крепко уснула. Следующим утром случившееся показалось смазанным тревожным сном. На мой вопрос про ночной визит доктора, мама ответила то же самое:

– Тебе приснилось, милая. Забудь об этом.

Я поверила.

И забыла.

Как в последствии делала много-много раз.

В дальнейшем, когда мама снова приносила мне перед сном молоко, я все равно чувствовала необъяснимую тревогу, вкус напитка казался горьким, а мамины глаза – грустными и виноватыми. Тем не менее я опустошала кружку до дна и быстро проваливалась в сон.

Иногда пробуждаясь посреди ночи с бешено колотящим сердцем, тянулась к ночнику, включала свет и только потом осмеливалась взглянуть в сторону кресла, в котором боялась увидеть худощавый силуэт чужака. Убедившись, что в комнате никого нет, я снова с облегчением вырубалась.

С годами образ незнакомца окончательно стёрся из памяти, его заменили другие пугающие кошмары, в которых парили прекрасные белокрылые ангелы с пустыми черными сердцами.

Но сегодня, когда шкатулка кошмаров переполнилась до отказа, я почему-то вспоминаю самый первый. Проснувшись в холодном поту, подскакиваю на кровати и как в детстве, тянусь в темноте к спасительному ночнику. Вспыхнувший свет разгоняет темные тени, оставляя только одну. В кресле недалеко от плотно зашторенного окна мне мерещится тот самый чужак, когда-то пообещавший моей маме вернуться. Я уже знаю, что свое слово он сдержал и воплотил мой самый главный детский страх – забрал ее у меня.

– Эй, ты как? – доносится до меня сквозь монотонный гул знакомый голос…, и я просыпаюсь снова.

Сверлящая боль в висках, горящая огнем задница, стреляющие спазмы в мышцах, озноб, сухость во рту и множество других негативных симптомов. В памяти яркой вспышкой воскресают жуткие события последних часов, и я радуюсь, что, вообще, жива.

– Эй, ты снова перепутал имя, – сиплю в ответ, с трудом разлепляя глаза и стараясь не дышать в склонившееся надо мной лицо. Эйнар улыбается, не скрывая охватившего его облегчения.