В небольшом коридорчике тепло, горят настенные светильники, одурманивающе пахнет кофе и корицей. Диана не спешит выскочить мне навстречу, чтобы обрушить на мою голову град упреков и обвинений, и это, пожалуй, первый положительный момент за сегодня. Надеюсь, что, оторвавшись на бойцах Гейба, она успела прийти в чувство и взять кипящие эмоции под контроль.

Честно? Я не настроен на конструктивный диалог. Ресурсы организма практически на нуле. Без перезагрузки я просто не вывезу. Универсальному солдату срочно требуется еда, сон и отдых.

Задеревеневшими пальцами снимаю покрывшуюся ледяной коркой верхнюю одежду и амуницию, скидываю тяжелую неудобную обувь и, скрипя деревянными половицами, прохожу в гостиную. Диана сидит на медвежьей шкуре, расстеленной возле камина, смотрит на уютно потрескивающие дрова и пьет кофе с сэндвичем. От этой умиротворяющей картины веет чем‑то несбыточным и потому неправдоподобным.

Бегло осматриваю незатейливую обстановку в красно‑коричневой гамме. Максимально просто, без изысков, грубовато и чисто по‑мужски. Натуральные материалы, крепкая мебель, кованые светильники, низкие потолки, полное отсутствие зеркальных поверхностей, жутковатые охотничьи трофеи в качестве декора и гнетущее ощущение замкнутого пространства. Но здесь всё же в разы лучше, чем в солдатских бараках, поэтому сильно придираться не стоит. Нам еще повезло.

Застываю в проеме, разглядывая не подающую признаков агрессии жену. Из одежды на ней только белый банный халат с длинными рукавами и шерстяные носки. Волосы влажными кольцами рассыпаны по спине и плечам. Пальцы правой руки расслабленно обнимают кружку с горячим напитком.

Гейб точно ничего не перепутал? Сколько времени она провела здесь одна? От силы час. При этом успела устроить истерику, вымотать нервы охране, остыть, принять душ, сварить кофе и разогреть сэндвич.

– Твой кофе в турке на плите, бутерброд в микроволновке. Другой еды я не нашла, – не оборачиваясь, нейтральным тоном бросает Диана и, прежде чем до меня доходит смысл услышанного, добивает окончательно: – В ванной есть еще один халат, если надумаешь сполоснуться. Грязным в кровать не пущу, а она здесь одна. Я проверила.

Зависаю. Охреневаю. Реакции тормозят. Мозг усиленно перебирает варианты, анализируя ситуацию. Меня не было час. Всего час. Что с ней случилось? Не психует, не шарахается, не плачет и не требует объяснений. Состояние эффекта, лошадиная доза успокоительного? Последнее точно нет. Я не давал распоряжений относительно медикаментозного вмешательства.

Мое обескураженное молчание в ответ на проявление заботы Диана воспринимает по‑своему.

– Ты в ярости из‑за того, что мне пришлось влезть в переговоры, но…

– Нет никакой ярости, – отрезаю я, не дав ей закончить мысль.

– Дэрил, я не собираюсь с тобой воевать, – устало произносит она, с грохотом поставив кружку на пол. – У меня нет на это сил.

– У меня тоже, – откликаюсь, не веря собственным ушам.

Допроса не будет?

– Давай возьмем тайм‑аут на несколько часов, – выбросив белый флаг, умоляет Диана.

Градус удивления зашкаливает. Кто ты? И куда дела мою жену?

– Я вымотана, Дэрил. Ты – тоже.

Сглатываю. Моргаю. Правое веко дергается в нервном тике. Нет, у меня точно слуховые галлюцинации.

– Но поговорить нам всё равно придется, – добавляет с нажимом.

Я облегченно выдыхаю. Черт, чуть было не усомнился в собственной адекватности.

– Предложение принято, – быстро соглашаюсь я.

– Спасибо. – Она все‑таки оглядывается, вымучивает благодарную улыбку и, мазнув по мне беглым взглядом, возвращается к успокаивающему созерцанию игриво скачущих огоньков в камине.