Корабль причалил, и в ту же секунду громко заиграла музыка – исполняли гимн Норвегии, и все на судне и на причале замерли и молча слушали. От торжественности момента Уле-Александр задрожал сильнее, а тётя Петра заплакала.

– Ты так огорчаешься, что приехали родители Иды? – тихо спросил её Уле-Александр.

– Нет, – покачала головой тётя Петра. – Но я чувствую, будто это я возвращаюсь в родную Норвегию из далёких странствий. На корабле наверняка много людей, которые не были дома много-много лет, и родина их встречает. Представляешь, что значит для них этот момент?!

Музыка заиграла снова, теперь американский гимн, и все стояли и внимательно слушали.

Едва музыка смолкла, в тишине кто-то крикнул:

– Ида, доченька!

Уле-Александр посмотрел наверх. Мужчина и женщина махали им изо всех сил, женщина смеялась и плакала одновременно.

– Мама! – закричала Ида. – Папа!

Она стала махать им руками, и Уле-Александр с Монсом тоже замахали.

– Я их узнала! – выдохнула Ида. – Я их сразу узнала!

– Как вы?! – крикнула мама Иды.

– Отлично! – ответила тётя Петра. – Спускайтесь поскорее, а то Ида сейчас от восторга в воду сиганёт!

У этого корабля и трап был не такой обычный, который матросы могут поднять и поставить. Нет, здешний был похож на маленький мост, и его ставил на место подъёмный кран!

– Ещё несколько минут, – сказал папа Иды.

– Мы ждём тут, – кивнула тётя Петра.

Поскорее бы они уже пришли, думал Уле-Александр. От холода у него стучали зубы, но он всё равно хотел встретить родителей Иды так, чтобы рубашку было хорошо видно. Снова заиграла музыка, на этот раз марш, и все стали пританцовывать на месте.

Прошло ещё немало времени, но вдруг Ида закричала:

– Вот они!

Она сорвалась с места и кинулась на шею маме, потом папе, потом снова маме, и родители выпустили из рук чемоданы и подняли её высоко над толпой.

– Как же ты выросла! – говорили мама и папа. – Ничего себе! Дай поздороваемся со всеми. Здравствуй, здравствуй, тётя Петра! А это друзья Иды, да?

– Монс, – сказал Монс и протянул руку.

– А ты Уле-Александр, наверно, – сказала мама Иды.

– Угу, – просипел Уле-Александр.

– Да у тебя руки ледяные, ты замёрз, похоже.

– Угу, но теперь я могу одеться.

Потом они все вместе поехали к тёте Петре. Их ждал накрытый стол и встречал приветственный плакат на двери.

Ида сидела между мамой и папой, но то и дело вскакивала и бежала поцеловать тётю Петру. Ещё не хватало, чтобы тётя решила, будто Ида её забыла. Она её так любит!

Уле-Александр так согрелся, что пыхал жаром. Он не мог взять в толк, как он умудрился замёрзнуть на пристани. Само слово «мёрзнуть» казалось ему странным. И в голове творилось что-то непонятное. Голоса за столом то грохотали, то едва слышались, не разберёшь, что и говорят.

Над ним вдруг склонилась тётя Петра.

– Ты, часом, не заболел, друг дорогой? У тебя глаза блестят и ты какой-то красный.

– Нет, просто эта рубашка ужасно жаркая. Я выйду на балкон проветрюсь.

Он вышел на балкон и мгновенно замёрз, но что удивительно – голова по-прежнему пыхала жаром, как печка.

Надо высунуть наружу только голову, сообразил Уле-Александр, и тут его манёвры заметила тётя Петра.

– Чем это ты странным занимаешься? – удивлённо спросила она. – Иди лучше обратно к нам.

Родители Иды как раз рассказывали о корабле.

– Представляете, – говорила мама Иды, – там три банкетных зала. И в каждом по вечерам играет оркестр и подают очень вкусную еду.

– Но таких чудесных кексов, как вы напекли, нам, конечно, не давали, – добавил папа Иды.

После еды тётя Петра намекнула Уле-Александру и Монсу, что им пора домой, потому что родителям Иды надо с дороги отдохнуть, а потом спокойно разобрать чемоданы.