Мама? Он привёз её домой?!

Даже беглое знакомство с Сицилией позволило узнать, насколько важны здесь семейные узы, с каким уважением дети относятся к родителям и особенно – к матери. Приглашение в дом означает, что офицер уже принял какое-то важное решение касательно судьбы пленников, по крайней мере – по отношению к Марыле. Что же её не предупредил, потратив время на пустопорожний трёп о достопримечательностях острова?

За столом он говорил с ней по-английски, с домашними – на местном диалекте, отличающемся от материкового итальянского, за время заточения девушка успела выучить пару сотен слов и даже понимала, о чём речь, если собеседники не тарахтели со скоростью авиационного пулемёта.

– Дорогая, время идёт, меня торопят, а ваш брат так и не дал согласия на сотрудничество. Торопит не только начальник, но и германская разведка, абвер.

– Значит, не вы определяете нашу судьбу…

– Не я один. Иначе всё было бы проще. А привёл вас к нам домой, в нашу семью, чтобы показать чистоту намерений. Мою искренность.

За столом на веранде во внутреннем дворике кроме пожилой женщины сидел ещё целый выводок подростков и совсем маленьких детей. Взрослые – на работе или в армии, подрастающее поколение сгружено на побывку в этот двор с белым домиком. Две девицы оказались сёстрами капитана, остальные представились как кузены или племянники, Марыля насчитала итого семь душ.

– Давайте оставим на минуту политику и войну. Мама волнуется, почему вы не пробуете её блюда с рикоттой.

Ещё суп и несколько блюд с рыбными продуктами и пастой, а также целый набор яств непривычного вида, если их не перепробовать – мама продолжит волноваться. А если вкусить каждого, то разорвёт…

– Положите мне каждого, только чуть-чуть. Совсем немного… Грациа.

Дети дружно засмеялись, когда Марыля попробовала сказать спасибо по-итальянски. Сицилийский диалект, основательно отличающийся от континентального языка, юные Капуана считали правильным, а речь уроженцев Рима – недоразумением, поэтому попытка гостьи учить «не тот язык» позабавила детвору.

Обед длился долго. Капуана на правах хозяина долго не подбирался к серьёзному разговору, потом начал кружить вокруг скользкой темы, постепенно сжимая петлю. Предложение разведки, много раз обсуждавшееся в камере комендатуры, совершенно не привлекало.

– Брату претит предложение оставить меня в Сицилии в качестве заложницы. Лучше уж мы поблагодарим вас за гостеприимство и отправимся в лагерь для военнопленных. Если у немцев действительно дела столь хороши, война скоро кончится.

Офицер расстроился, как показалось Марыле, искренне. Его насупленная смуглая физиономия с чёрными стрелками усов и увлажнившимися тёмно-карими глазами выражала неподдельную грусть, и это не могло оставить девушку равнодушной.

– Дорогая синьорина! – промолвил он, справившись с чувствами. – Речь не идёт о том, чтобы быть заложницей, пленницей, арестанткой. Я специально привёл вас в свой дом, чтобы вы увидели мою маму, она – вас. Живите здесь до конца войны.

Матка Боска… Да ведь это практически предложение выйти замуж!

Когда вечером того же дня Марыля рассказывала в камере о разговоре, Войцех был не менее удивлён.

– Так всё-таки замуж или как-то по-простому, без церемоний? А то сверну башку твоему Ромео, мявкнуть не успеет.

Сестра расправила невидимую складку на платье. В цивильном она нравилась себе куда больше, чем в униформе.

– Я не постеснялась спросить: в качестве кого там останусь, квартиранткой, помощницей в уходе за детьми? Он ответил на редкость разумно: сказал, что имеет самые серьёзные намерения, но не вправе спешить и, тем более, меня неволить. Ох, дорогой, у меня никогда не было столь красивого поклонника. Он такие цветастые комплименты отпускает!