Голова снова кружится, и я бездумно улыбаюсь. Ошалело смотрю в темный потолок и, кажется, совсем с ума схожу, потому что я почему-то вижу там… звезды. Настоящие мерцающие звезды.

И снова улыбаюсь.

Так и засыпаю, не переодевшись и не расстелив кровать. Просто улетаю в черную тьму.

Утром едва разлепляю глаза, голова шумит, как от перепоя, отворачиваюсь к стене и снова засыпаю. Снов не вижу и не помню.

Когда подскакиваю от рингтона мобильного, оказывается, что уже два часа дня, и мне пытается дозвониться Чистякова.

— Ты куда пропала, Марфа? — без традиционного “привет” начинает Надя, и я понимаю, что меня ждет разнос. — Я уже морги собралась обзванивать! Лане даже позвонила. Она тоже не могла до тебя добраться. Наверное, уже к тебе несется. Ты вообще где?

— Дома я, — зеваю. — Дома. Тут такое вчера было…

— Да я уже пожалела, что про Каменева рассказала. Что там было-то?

— Сатановский там был, — мрачно отвечаю, вспоминая, наконец, и про Антона. В душе ничего не откликается на его имя. Неужели и правда все? Три года по нему сохнуть и все разрушить за один вечер?

— Шайтан? То есть Иван? — удивляется Надя. — А он там как оказался? Разве они с Каменевым тусят вместе?

— Нет, конечно, — заставляю себя встать с кровати и плетусь в ванную. — Хотела бы я знать, как там эта скотина оказалась. В общем, все кончено, Надь. С обоими.

В телефоне молчание, я ставлю на громкую связь и включаю воду, чтобы умыться. Черт! Косметику вчера не смысла, теперь как панда, а еще точнее — мартышка в очках.

— В смысле с обоими? — осторожно переспрашивает Чистякова. — Ты можешь толком объяснить?

— Мы с Антоном расстались. Не знаю, кто кого бросил, но мы точно не вместе, — прислушиваюсь к себе и удивляюсь, потому что не чувствую ни боли, ни сожаления. Устала, наверное, слишком. – А Сатановский… козел, каких поискать - и не найдешь. Ты прости, подруга, но я пас. Сама с ним готовься, играй в Универсум, если я там буду рядом, точно башку ему отгрызу.

— А он что сделал? В чем его вина-то? — Надька не верещит пока, но чувствую, уже в напряге.

Целуется, сволочь, так, что сознание вчера чуть не потеряла! Но вместо этого отвечаю дипломатично:

— Просто козел он. И все. Разъяснений не будет больше.

Надька пыхтит, пока я чищу зубы, но звонок не сбрасывает.

— Да я сразу поняла, что между вами кошка пробежала и не одна.

— Стадо мамонтов скорее, — поправляю ее я. — И они до сих пор бегут и громко топают.

— Ну, почему все так сложно? — начинает канючить подруга. — Меня без тебя к нему родаки не пустят, а без него я ничего не выиграю.

— Зачем тебе вообще эта игра сдалась? — я уже начинаю раздеваться, чтобы заползти в душ. — Тебе папа любой диплом купит.

Надя не обижается, за что тут же получает плюсик в карму.

— Я — фанат, понимаешь? И да, хочу себе доказать, что не тупая. И да, у меня куча комплексов из-за того, что я на платном учусь. И да, мамин новый хахаль смотрит на меня, как на идиотку, и все время треплется про свою дочурку, которая сама и почти без репетиторов поступила на мехмат.

— Как все запущено, — забираюсь наконец в ванную. — Чистякова, я перезвоню, ладно? Со мной все ок. И да, поздравь меня, я прошла в игру.

— Ого! Отлично! — радостно пищит подруга. — Надо только Шайтана найти, и чтобы вы помирились.

— Это невозможно, Надь. Смирись.

— Вы такие из-за Ланы, да? — спрашивает Чистякова, и я убираю руку с крана от неожиданности. — Что у вас там произошло? Давно же тянется эта байда.

— Да нечего рассказывать, Надь. У них были отношения, как в американских горках: ссорились, мирились, расходились. Лана постоянно плакала, но говорила, что любит его и не может оставить, потому что он тоже ее любит. В общем, одни сопли розовые. А потом я однажды увидела его в торговом центре, целующимся с какой-то телкой, и рассказала сестре. Она его и бросила со спокойной душой. Вот и вся история.