Теперь – собирать пальчики. Поднимать прилипшие волоски. Собирать все, что может оказаться уликой.

В кабинет Коптельцева он добрался только к вечеру.

– Фосген? – только и спросил начальник угрозыска. Сюрприз – без сочувствия разглядывал Зайцев его наморщенный лоб, вмиг обвисшие рыхлые щеки. Сюрприз был неприятным. Фосген – боевое отравляющее вещество. В самом центре Ленинграда. Да еще и на объекте повышенной значимости – на вокзале.

Мысль о шпионах и диверсантах прыгала в голову сама собой. И что хуже всего – выглядела прочно. Зайцев видел, как лихорадочно соображает сейчас Коптельцев. Блеск черных глазок выдавал сложные служебно-административные перерасчеты, которыми тотчас занялся ум начальника угрозыска, бывшего чина из ГПУ. А впрочем, теперь уже – как оказалось – после вливания милиции в политический сыск, чина ГПУ опять действующего.

Челюсти Коптельцева раздвинулись, щеки дрогнули:

– Ошибки быть не может?

– Химия – точная наука, – не без удовольствия повторил слова своего «эксперта» Зайцев. – Эта дрянь проявляет себя от контакта всего-навсего с обычным аммиаком.

Белая пухлая рука дернулась к телефону.

– Ладно.

Но притормозила.

– Не трепись об этом.

Зайцев понял, что разговор окончен. Сел на стул. Коптельцев уставился на него ожидаемо полоумным взглядом.

Зайцев старался глядеть в ответ особенно ясно.

– Следующие розыскные действия… – начал он на том же голубом глазу. Он наслаждался.

– Тут тебе не уголовщина, – перебил Коптельцев, – тут военной диверсией пахнет. Диверсию обнаружил – хвалю. Следующие розыскные действия предпримут соответствующие органы.

Но взгляд Зайцева сделался еще более ясным, еще более открытым, если такое было возможно. На губах уже начинала цвести улыбка старательного идиота.

– Вполне себе уголовщина.

– Что? – не понял Коптельцев.

– Советский гражданин, гражданин Жемчужный убит, – с жаром заговорил Зайцев. Кое-что приметил, научился на комсомольских собраниях у Розановой, и даже глядеть старался, как она. – И расследовать его убийство – прямая задача уголовного розыска.

Послал Коптельцеву особенно ясный взгляд.

«Может, это Медведь меня прикрывает?» Медведь был начальником ленинградского ГПУ.

Коптельцев только клацнул челюстью – но матерное слово проглотил.

«У, похоже, и не Медведь. Выше бери. Кто же тогда?»

– Это несчастный случай, насколько мне помнится, – пробурчал Коптельцев.

«А ручкой-то к трубочке все тянется, – холодно отметил Зайцев. – Дельце-то перекинуть подальше от себя и ручки умыть. Шалишь. Не выйдет».

– Не похоже, – возразил он начальнику тем же простодушным тоном. – Уж больно газ своеобразный выбран.

– Много ты знаешь.

Зайцев вытянул ноги.

– Мне товарищи из ОСОАВИАХИМа лекцию целую практически прочли. Да я и сам запах сразу почувствовал, как только вагон открыли. Пахло старым сеном. Но именно что не сеном! Это запах фосгена. И выбран был фосген поэтому. Подозрений запашок не вызовет. Это не хлор, который любая домохозяйка учует. А сеном пахнет… Так где лошади, там и сено – все естественно. Не хотел убийца внимание привлекать. И не просто на вокзале распылил яд свой, а у лошади, в закрытом вагоне. Где запах никого не удивит. И знал, что до забега самого не заподозрит никто ничего. А если заподозрит – так просто кашлянул конь раз-другой. Ведь даже и наездник не заподозрил.

Коптельцев был не глуп, оценил эту опасную речь. На нужного собеседника она произвела бы впечатление своей разумностью, логичностью. На очень высокого собеседника. Очень ненужное ему, Коптельцеву, впечатление. Опасное.