– И вот вы встречаетесь снова, – заметил Эмбери, бросив взгляд на мисс Фэрборн. – Да, конечно, не красавица, – но что-то в ней есть… Даже трудно сказать, что именно, однако…

Да, действительно, что-то в ней было. И Дариуса поразило, что виконт так быстро это понял.

Но следовало заметить, что Эмбери связывали с женщинами особые отношения, то есть он прекрасно понимал их, а вот Дариус – едва ли, женщины скорее озадачивали его.

– Узнаю ее, – сказал Эмбери, отворачиваясь, чтобы получше рассмотреть пейзаж на стене. – Я встречал ее в городе в обществе леди Кассандры, сестры Бэрроумора. Возможно, мисс Фэрборн не замужем и предпочитает независимость, как и ее подруга.

«С леди Кассандрой? Очень любопытно…» – подумал Дариус. Он не упустил из виду и того, что сейчас она ухитрялась избегать встречаться с ним взглядом. И если бы он не поздоровался с ней, то она продолжала бы притворяться, что не замечает его – как будто его здесь не было. И конечно же, она бы не признала, что он заинтересован в исходе аукциона не меньше ее.

Просмотрев страницы каталога распродажи, Эмбери проговорил:

– Я не претендую на такое же понимание искусства и на такие же знания о нем, как ты, Саутуэйт, но среди представленных здесь картин слишком уж много школ и направлений. И мне это напоминает о тех произведениях искусства, которые предлагались торговцами во время моего турне по Италии.

– У этих служащих нет того опыта и тех знаний, которыми обладал Морис, но следует отдать им должное – они проявили консерватизм в документации, хотя в этом вопросе все же нет ясности. – Граф указал на пейзаж над головой Эмбери. – Если бы Морис был жив, эта картина была бы приписана ван Рейсдалю[2]. Пентхерст не так давно очень внимательно исследовал картину, и, возможно, он искренне склонялся к мнению, что она скорее всего…

– Если исследователем был Пентхерст, то она была намалевана несколько недель назад каким-нибудь мошенником, – с усмешкой перебил виконт и вновь взглянул на мисс Фэрборн.

– Как подумаешь об этом действе, приходит мысль о том, что присутствуешь на мемориальной службе. Кажется, здесь собрались светила, и не подумавшие побывать на похоронах.

Дариус-то как раз поприсутствовал на похоронах известного торговца живописью, состоявшихся месяц назад. И он был там единственным пэром, хотя многие светские люди принимали советы Мориса Фэрборна по поводу своих коллекций. Но светские люди обычно не ходят на похороны торговцев, во всяком случае – в начале сезона.

– Думаю, все они предложат самые высокие цены, – заметил Эмбери и, кивнув на мисс Фэрборн, добавил: – Чтобы помочь ей выкарабкаться. Ведь она осталась совсем одна…

– Сочувствие играет свою роль, но главная причина сейчас находится рядом с кафедрой, вон там.

– Имеешь в виду того маленького, седовласого?.. Едва ли он вызвал бы у меня такой прилив чувств, что я заплатил бы пятьдесят фунтов за что-нибудь, что, по моему мнению, стоит не больше двадцати пяти.

– Он на удивление безлик, не находишь? А также не амбициозен, обладает хорошими манерами и безукоризненно вежлив, – сказал Дариус. – И, вне всякого сомнения, все это – в его пользу. Когда Морис Фэрборн понял, что нашел в этом человечке, то сам уже никогда не проводил аукционов, а предоставлял это дело Обедайе Ригглзу.

– А я подумал, что аукционист – вон тот малый. Ну, тот, что вручил мне каталог распродажи. – Эмбери имел в виду красивого молодого человека, теперь приглашавшего покупателей занять места на стульях.

– Нет, это мистер Найтингейл. Он руководит деятельностью аукциона только здесь, в этом зале. Его дело – приветствовать гостей, рассаживать их, обеспечивать им комфорт и отвечать на вопросы, касающиеся лотов. Ты можешь заметить, что он останавливается возле каждого произведения, выставленного на продажу, и играет роль некой рекламной вывески.