Со мной никто так себя не вёл. Нагло. Дерзко. Его действия заставляют мой пульс участиться.

Но стыд берёт своё. Пытаюсь оттолкнуть его, нанося беспорядочные удары по мощной груди. Без толку.

Ловит мои запястья, поднимая руки над головой. Ему же не нравится, как я пахну. Я ведь грязная, так он говорил. Однако это не останавливает его. Он вжимается в меня своим телом, а я с ужасом понимаю, что он возбуждён. Смотрю в его потемневшие глаза и осознаю, что он получает удовольствие от моего сопротивления. 

– Ты такая же шлюха, как и все. Я чувствую запах твоего желания, – заявляет спокойно, обыденно. Будто ждал подобной реакции моего тела. 

Его слова так похожи на обвинения отца, что делает нанесённую рану ещё больнее. 

Страх отступает, остаётся лишь чернильная ненависть, проникшая в каждую мою пору. Поползшая по каждому кровеносному сосуду. 

Я плюю ему в лицо и сама не понимаю, что сотворила. 

Он замирает. Очень медленно вытирает щеку. Смотрит на свои пальцы, не веря собственным глазам. И поднимает на меня взгляд полный бешеной ярости. Ноздри раздуваются, как у быка, которому кинули красную тряпку. 

Если он ударит, от меня ничего не останется. А я вижу, как его пальцы сжимаются и разжимаются. Как ему хочется меня уничтожить. 

Незаметным для меня движением он распахивает дверь спальни, выталкивает меня за её пределы и зовёт кого-то из своих приспешников. Я смотрю на него ошарашенно. 

Спустя мгновение к нам подлетел кто-то из его людей, ожидая указаний. Они поступили на «его» языке. 

Якуб быстро взял себя в руки. Улыбнулся мне на прощание своей фирменной зловещей улыбкой, от которой захотелось спрятаться под одеялом. 

Не успела я моргнуть, как фарфоровая кукла из тех, что любила дарить мне мачеха, как дверь его спальни захлопнулась перед моим носом. А меня повели по длинному коридору. 

В ушах ещё шумело, но, кажется, пронесло. Двигалась, опьянённая маленькой победой. Так просто!

Каблуки осточертели, ноги отекли, и тонкие завязки врезались в стопы. Я едва волочила ноги, испытывая дикую усталость и голод. Даже страх отступил на второй план. 

– Куда меня ведут? – отрешённо спрашиваю. 

Казалось, моя настоящая жизнь такая далёкая, что уже нереальная. Когда теперь я смогу лечь в постель, пахнущую бальзамом для белья? Чистотой…

Он не реагирует на мой вопрос. Будто я ниже его по касте. Или ему просто нельзя со мной разговаривать. 

Меня вышвырнули во двор. Внутренний. Мужчины-охранники повернули голову в мою сторону, рассматривали мой диковинный для этих мест наряд некоторое время, а затем возвратились к своим занятиям. 

Никто не удосужился пояснить мне, что делать дальше. Мой провожатый скрылся. Голова кружилась от голода. Я присела на ступеньки и принялась развязывать тесёмки туфель. Я вся в пыли и саже. Кожа чешется. Ощущаю запах пота, исходящий от моего тела. 

Раз никто не говорил, что мне делать нельзя. Значит, можно – всё. 

Если он рассчитывал, что я пойду вымаливать прощение и просить взять меня в дом. Под крышу. То он ошибся. 

Взяв в руки обувь, я оглядела обширную территорию «дворца». К моему сожалению, спрятанному за высоким забором. 

Под ногами аккуратные дорожки, стриженый газон. К собственному удивлению, я нахожу конюшню. Вероятно, где-то здесь содержались и иные домашние животные. Но сил на разведку уже не осталось.

Устало забралась внутрь, с завистью обнаружив отдыхающих в стойлах лошадей. Одно стойло оказалось свободным, убранным. Я улеглась прямо на сено, свернувшись калачиком. 

Проснулась резко, ощутив во сне, как кто-то меня касается, пробираясь под подол платья. Вскочила, вжимаясь в стену. На меня пялился какой-то мужчина. Взрослый, бородатый. Крик страха замер где-то в груди. Кричать хотелось нестерпимо, но я не могла вымолвить и слова. Должно быть, он принял мою заторможенность как знак согласия.