Он не смотрит на меня. Лицо у него задрано вверх. Сложно следить за мимикой. Можно лишь наблюдать, как шевелятся его губы да движется челюсть.
– Не надо меня никуда отвозить. Я сама. Позволь мне жить и решать свои проблемы самостоятельно.
– Как хочешь, – пожимает он плечами. – Вернёмся домой, я сам вставлю сим-карту в твой телефон. И денег дам. Не считай меня уродом или монстром, Ива. Не выдумывай то, чего нет.
Но меня его слова не успокаивают. Может, я не права. Возможно, ошибаюсь. Мне нетрудно попросить прощения. Но потом. Позже.
– Ты же вернёшься? Мы ведём сейчас переговоры с клиникой, где тебе будут делать операции. Понадобятся документы. Нужно сделать запрос.
– Не надо ничего, – и тут я тоже приняла решение. – Я прекрасно справлялась со всем сама. Я до всей этой истории списывалась с клиникой. У меня не хватало денег. А всё остальное уже почти было решено. Сейчас у меня есть всё. И я сама, ладно?
Он напрягается. Садится ровно. Смотрит на меня пристально. Взгляд его тяжелеет и темнеет.
– Что не так? Что случилось? На простые вопросы ты можешь ответить? У тебя нестабильное поведение. Ещё утром… ты не хотела никуда выходить. Ещё утром ты не собиралась никуда ехать и бежать. И помощь нашу согласилась принять – мама говорила, что ты не отказалась.
– Но я и не согласилась, – возражаю. Просто я тогда точно немного была не в себе после истории с доброй «бабушкой».
По лицу Репина неуловимо пробегает судорога муки. Я словно стегнула его плетью, и сейчас он кричит безмолвно от боли.
– Хорошо. Пойдём домой, Ива. Раз тебе не терпится уйти.
– Дай мне денег, – протягиваю я руку.
Он снова смотрит на меня долго-долго. Не знаю, что я буду делать, если он сейчас схватит меня и поволочёт. Ударит по голове и прикопает здесь.
Но Репин не делает резких движений. Он достаёт и вкладывает в мои раскрытую ладонь портмоне. Полностью. Я достаю несколько купюр и возвращаю ему кошелёк.
– Спасибо, – прячу деньги в карман и иду прочь.
Хороший Репин, плохой Репин, распрекрасный или золотой – не важно. Я хочу сейчас просто уйти от него подальше. Пусть им восторгается кто-то другой. Но не я.
5. 5. Никита Репин и Ива
Никита
Он смотрел ей вслед. Хотел кинуться, остановить, уговорить. Упасть на колени, если не поможет. Но ничего этого он не сделал. Просто наблюдал, как Ива уходит всё дальше.
У неё неуверенная походка. Скованная и тяжёлая. Ей, наверное, больно, но она старается уйти от него как можно дальше – спешит, насколько ей позволяет слабое тело. Бежит, как от прокажённого. Ещё ни одна девушка не поступала с ним так. Разве что Рада. Но та была резкой и прямолинейной. От тихой Ивы он никак не ожидал подобной силы.
Стержень. Кудрявцевский стержень – как ни крути. Гены. Ива так напомнила Никите мать, что он не посмел её удерживать.
Она уходила, а Репин понимал: скорее всего, он её потерял. Не смог удержать. Не хватило сил. С другими получалось. С Радой или Ивой – не срабатывало. В голове мелькнула мысль: они чем-то похожи. Не внешне, не характером, а по духу. Непокорённые и свободолюбивые.
Птицы, которым нужен полёт, а не клетка. То, чего он не мог дать. То, что он пытался понять – и не получалось. Не дорос или не дано.
Никита достаёт телефон и набирает знакомый номер.
– Она ушла, – говорит он, как только ему отвечают.
– Как ушла? – вопрошает холодный голос. Мы же договаривались.
– Я ни о чём не договаривался. Сказал лишь, что попытаюсь, – огрызается он, чувствуя беспомощное раздражение.
– Тряпка! – злится отец, вколачивая его в землю поглубже. – Ни одного дела сделать не можешь самостоятельно, чтобы не провалить!