Мы молчим. Нам-то и не о чем разговаривать. Вероника с аппетитом уплетает один торт за другим (и куда столько влезает?), запивает ароматным чаем, а я глаз от неё отвести не могу.

Я вдруг понял, что она тихоня. Никогда ни с кем не начинала разговор первой, всегда сидела над своими книжками, несмотря на то, что была почти что двоечницей, не пищала от восторга от всяких звезд кино и музыки, не красилась и редко ходила на школьные дискотеки.

Я считал ее заносчивой, но что, если это не так? Ведь она становится неуправляемой истеричкой только тогда, когда я её задеваю, не помню, чтобы она еще кого-нибудь трогала.

Может, ну её, эту войну? Не такой уж и плохой она кажется. Обычная девчонка со скверным характером.

– Что? – спрашивает она, отвлекая меня от абсурдных умозаключений.

– Ничего.

– Ты таращишься на меня.

– Ничего подобного, у тебя просто нос в шоколаде, – нервно смеюсь и быстро перевожу взгляд в окно.

Конечно же, у неё не было никакого шоколада, и да, я и в самом деле таращился и покраснел из-за того, что меня поймали на горячем.

– Я отойду на минуту. – Иду в уборную, а когда возвращаюсь, за столиком уже никого нет. Словно чаепитие в компании Вероники Ромашкиной было всего лишь сном. Но нет, пустые тарелки, вторая чашка и мое надкушенное пирожное, до которого я не успел добраться, были самыми прямыми доказательствами того, что это все было реальностью.

А вечером того же дня, когда мы нашей маленькой семьей собрались в гостиной за просмотром фильма, услышали в комнате какие-то непонятные звуки.

– Кажется, у меня галлюцинации, но я слышу кваканье лягушки, – говорит Соня.

– В таком случае у нас групповая галлюцинация, – оглядывается по сторонам Денис, а я не могу поверить, что она это сделала. Подсунула мне в рюкзак лягушку и смылась!

– Кажется, это из твоего рюкзака, Ром, – подхватывает его с пола у дивана Денис, открывает молнию и заглядывает внутрь.

– А-а-а-а, уберите ее от меня, уберите! Какая же она уродливая! – Я закрываю глаза, чтобы не видеть, как здоровенная лягушка умостилась на голове Дениса, и понимаю, что мне хорошенько попадет.

Соня бегает вокруг него, охает и ахает, боясь притронуться к захватчику волос, потому что верит, что от лягушек обязательно останутся бородавки, и только Арине, кажется, весело. Она сидит в детском манеже и хлопает в ладоши, не отрывая взгляда от своих сумасшедших родителей.

Я решил взять ситуацию под свой контроль. Схватил с полки вазу, выпутал лягушку из отросшего ёжика Дениса и поместил в ее временное жилье.

– Не знаю, откуда она там взялась, серьезно! – отвечаю на немой вопрос Дениса, который впился в меня строгим взглядом.

Перемирие с Ромашкой отменяется. Завтра же подкину ей в шкафчик мышь.

Наша война продолжалась ещё три месяца, а потом все разъехались на каникулы, я гонял с ребятами со двора, ездил на море, нянчился с дочкой Дениса и Сони, но меня не покидало чувство, что чего-то не хватает. Впервые я с таким нетерпением ожидал сентября, а когда начался новый учебный год – взвыл от разочарования.

Ромашкина не пошла с нами в десятый класс. Кто-то говорил, что она уехала учиться за границу, кто-то – что ее семья переехала в другой город, кто-то – что она перешла в спортивную школу-интернат, а мне было все равно, где именно она находилась, потому что в любом случае Вероника была не здесь.

Я не видел ее пять лет. И вот спустя такое долгое время, когда я был уже не тем коротышкой, а высоким, накачанным и сексуальным (по мнению девчонок) парнем, когда и думать забыл о Ромашкиной, встретил ее в стриптиз-клубе.