– Если они скажут, что хотят, чтобы ты осталась с ними, – произнесла леди Ноури, и ее голос впервые прозвучал мягко, – то так тому и быть.
Рэн выскользнула в коридор и с отчаянно бьющимся сердцем бросилась в спальню родителей, словно только что проснулась от кошмара. Шарканье босых ног и ее хриплое, прерывистое дыхание разбудили их. Папа присел на кровати, а в следующее мгновение вздрогнул и положил руку на плечо маме, как будто хотел защитить. Мама же взглянула на Рэн и закричала.
– Не бойтесь, – сказала она, подбежав к кровати и сжав одеяло в своих маленьких кулачках. – Это я, Рэн. Меня во что-то превратили!
– Убирайся отсюда, чудовище! – взревел отец. Его голос так напугал Рэн, что она отскочила назад и уперлась спиной в комод. Она никогда не слышала, чтобы он так кричал. Кричал так на нее.
По ее щекам потекли слезы.
– Это же я, – повторила она срывающимся голосом. – Ваша дочь. Вы любите меня.
Комната выглядела так же, как и всегда. Нежно-бежевые стены. Двуспальная кровать со стеганым белым одеялом, на которое налипла коричневая собачья шерсть. Полотенце, валявшееся рядом с корзиной для белья, словно кто-то бросил его туда, но промахнулся. Запах обогревателя, смешанный с резким ароматом средства для снятия макияжа. Но сейчас вся комната будто отражалась в каком-то кошмарном кривом зеркале, где все вещи были искажены и казались зловещими.
На первом этаже залаял пес, словно отчаянно пытаясь предупредить хозяев об опасности.
– Чего вы ждете? Уведите это существо отсюда, – прорычал ее отец, глядя в сторону леди Ноури и лорда Джарела. Казалось, он видит не их, а каких-то блюстителей человеческого закона.
В коридоре показалась сестра Рэн. Она терла кулачками глаза – ее явно разбудили крики. Вот кто точно поможет! Ребекка, которая следила, чтобы никто не обижал ее в школе. Ребекка, которая привела ее на ярмарку, хотя ничьих младших сестер туда не пускали. Но стоило ей заметить Рэн, как Ребекка в ужасе взвизгнула, запрыгнула на кровать и обхватила маму руками.
– Ребекка, – прошептала Рэн, но сестра лишь сильнее вжалась лицом в ночную рубашку матери.
– Мама, – умоляюще проговорила Рэн, задыхаясь от слез, но мама не желала даже смотреть в ее сторону.
Плечи Рэн затряслись от рыданий.
– Вот это наша дочь, – сказал отец, прижимая Ребекку к себе, словно Рэн пыталась навести на него морок. Ребекку, которая была удочерена точно так же, как и она. Ребекку, которая была их ребенком в той же степени, что и Рэн.
Рэн поползла к кровати. Она рыдала так сильно, что не могла вымолвить ни слова. «Прошу, позвольте мне остаться. Я буду хорошей. Если я что-то сделала не так, то простите, простите, простите меня, пожалуйста, но только не отдавайте им. Мама. Мамочка. Мамуля. Я люблю тебя. Мамочка, пожалуйста».
Отец попытался оттолкнуть Рэн ногой, пихнув ее в шею, но она все равно дотянулась до него. Ее рыдания становились все пронзительнее, почти переходя в визг.
Когда маленькие пальчики коснулись его голени, он ударил Рэн ногой в плечо, отбросив обратно на пол. Но она снова поползла вперед, рыдая, умоляя, стеная от горя.
– Довольно, – проскрипела Богдана, прижимая Рэн к себе и проводя по ее щеке длинным ногтем. В этом жесте читалось что-то похожее на заботу. – Нам пора, дитя. Я понесу тебя на руках.
– Нет, – проговорила Рэн, цепляясь пальцами за простыню. – Нет, нет, нет.
– Смертным не подобает проявлять к тебе жестокость, ведь ты принадлежишь нам, – произнес лорд Джарел.
– Так что причинять тебе боль можем только мы, – согласилась леди Ноури. – Равно как и наказывать. Им это не позволено.