"Как там матушка?"

Но не успела Зарислава погрузиться в думы тоскливые о доме, как в углу одна из челядинок зашевелилась. Травница быстро отвернулась к стенке, прикрыла глаза, притворившись, что спит. Снова раздался шорох, а потом всё стихло.

Зарислава некоторое время лежала, напрягая слух, но потом расслабилась, и мысли начали плавать, как мухи в скисшемся молоке. Она подумала о Гориславе. Яд его утягивает в Навь, выстоит ли дух воина, коли встал на тропу мира нижнего? На сердце сделалось пасмурно и туго. Начала рассуждать про себя – пусть ялыньские и вольным народом слывут, но если падёт волдаровское княжество, степняки поползут с юга, и тогда бежать им придётся с обжитых мест. И что могло ужасного случиться, так это необходимость примкнуть к какому-нибудь княжеству под защиту и стать людьми подневольными, с трудов своих отдающими дань воеводам да князьям. Однако от таких мыслей сделалось Зариславе куда сквернее. У княжича Данияра горе – отец при смерти, сам душой недужит, а она выгоду ищет.

Так и лежала, думая всё об этом, пока мысли не стали расползаться и ускользать, погружая её в тревожный, неспокойный сон.

– Поднимайся, – услышала Зарислава над ухом чей-то голос.

Она скривилась, с трудом вытягивая себя из масляного липкого сна.

– Да пусть поспит, Верна. Чего тебе неймётся. Рань какая. Солнце только встаёт, а она поди с дороги, – прошептал кто-то. – Пусть спит, не буди.

Чужие голоса окончательно выдернули травницу из сна. Зарислава мгновенно вспомнила, где находится, разлепила ресницы. Перед глазами склонялась девица с тёмными, как колодцы, глазами и струившимися по плечам к животу волосами. Света было достаточно, чтобы разглядеть резкие черты девицы. Они придавали её молодости строгость: острый нос, маленький подбородок, тёмные брови и бледные губы. Однако, не смотря на холодную красоту, девица жглась и кололась, словно к Зариславе подкатился горячий уголёк.

Травница моргнула и поднялась, сев в постели, откинув спутавшиеся за ночь длинные волосы. Тусклый утренний свет бил в низкое квадратное окно, озаряя обширную светёлку, в которой на своих уже застеленных опрятно лавках сидели девицы. Было и впрямь ещё рано, потому как горели лучины на столах, освещая лицо молоденькой девицы, круглощёкой и большеглазой. Она сидела с полотном на коленях и иглой в руках – с зари трудится девка. А другая, тощая, как осина, но весьма приятная на вид, тревожно смотрела на гостью.

– Доброго утречка тебе, – сказала эта самая девица ласковым голосом.

Спросонья Зарислава забыла пожелать ей того же, пошарила руками под одеялом, ища оберег, который потеряла во сне. Нашла. Сжала и быстро вернула его в суму, так, чтобы никто не заметил, что именно она прячет.

– Знать это ты травница Зарислава, за которой отправлялась наша княжна? – спросила черноглазая Верна голосом глубоким, но приятным на слух.

Гостья помолчала, не зная, можно ли говорить о том с другими, но коли догадываются, то отнекиваться уже и не резон ей.

– Я, – ответила, оглядываясь на других.

– Опоздала ты, травница.

Зариславу будто холодной водой обдали. Она вытянулась, напрягая каждый мускул.

– А что случилось?

– Вчера Тризну^>12 справили по князю. Горислав ныне в Ирий поднялся.

Внутри так и обмерло всё, приросла к лавке, задеревенев.

– Как? Не ошиблась ли ты?

Девица фыркнула.

– Весть эта уже по всем острогам гуляет. Радмила весь день тебя всё ждала, так разволновалась. Едва уснула, пришлось трав сонных заварить.

Холодок пробежался меж лопаток – весть о Гориславе потрясала. Как же теперь людям Волдара без князя? Кто ныне правит там, если княжич Данияр не в себе?