Я открыл глаза, посмотрел на руку, пошевелил пальцами. Как бы хотелось, чтобы в ладони снова появилась рукоять из пропитанной смолой древесины с ромбической насечкой…

– Марк? – Мужчина перестал строчить в блокноте и уставился на меня. – Марк, вы меня слышите?

Я не сразу понял, что он обращается ко мне – мысли все еще были заняты кинжалом.

Быстро оглядевшись и убедившись, что вокруг никого нет – даже могильщик уполз – я повернулся к незнакомцу и кивнул:

– Слышу.

– Ага. – Он тут же что-то добавил в блокнот. – Марк, вы… уж простите за глупый вопрос… но как вы себя чувствуете?

– Прекрасно чувствую, – не кривя душой, ответил я. – А что такое?

– Ну просто вы… как бы это помягче выразиться… – Мужчина нервно покрутил в пальцах карандаш.

– Должен быть мертв? – хмыкнул я. – Ну да, что есть, то есть. Судя по тому, что мы на похоронах, то так оно и должно быть.

– Тогда, быть может, вы объясните?.. – Он так выразительно поднял брови, что они взлетели над очками.

– Увы, нет, – вздохнул я. – Боюсь, что ничего вам объяснить не смогу. Видите ли, я совершенно ничего не помню.

– Как? Совсем ничего? – Мужчина сделал еще несколько пометок. – А то, что вы сейчас… ну… с лопатой сделали – это что?

– Вы о чем? Смотрю, на меня псих с лопатой бежит, вот я и поднял руки, чтобы защититься, а он раз – и промазал. Ну я и врезал ему ногой, чтобы больше не размахивал оглоблей, а он возьми да упади. Еще лопату свою на меня оставил.

– А вот эта стойка? – Мужчина присел, изображая меня.

– Какая стойка? – я картинно поднял брови. – А, так она ж тяжелая! Я просто не ожидал, вот и присел.

– Хм, действительно… – пробормотал он, снова делая пометки. – Значит, вы ничего не помните? Свою смерть… Нет? Имя хотя бы помните?

– Марк, – я улыбнулся. – Вы же только что сказали.

Не говорить же ему, что на самом деле мое имя – Килгор Свергающий. Не поймет. Может, даже настолько не поймет, что свалит следом за остальными, решив, что я чокнутый.

А он мне был ещё нужен.

Это, конечно, не самый удачный источник информации о новом мире, но всё же лучше, чем ничего.

Мужчина почесал нос кончиком карандаша.

– Значит, больше ничего не помните? Впрочем, при условии смерти мозга это, конечно, совершенно неудивительно… Хотя что там мозг… Марк, вы не могли бы… хм… расстегнуть пиджак?

– Это еще зачем? – удивился я.

Не напрягся, конечно – чего мне стесняться? Но непонятно стало, зачем такое понадобилось взрослому мужику… Может, он того, по мальчикам, да молодым? Лучше бы нет, а то я ему этой же лопатой популярно объясню, в чем он не прав.

– Просто вы… как бы это сказать… должны быть сейчас разрезаны от паха до горла. – Мужчина чиркнул карандашом себя по линии пуговиц на пальто. – Аутопсия, то есть вскрытие, понимаете ли, все дела…

Какие интересные вещи говорит этот незнакомец.

Вскрытым я себя совершенно не чувствовал, хотя на своем веку успел познать и такое, поэтому перевел взгляд на свой пиджак, расстегнул две пуговицы и распахнул его, не ожидая никакой подставы.

А вот мужчина, кажется, ожидал, поскольку с каждой расстегнутой пуговицей он все дальше и дальше подавался вперед, будто тигр, подкрадывающийся к добыче.

Но, как я и думал, мое тело было полностью целым, хотя посередине, по линии грудины, едва-едва виднелось легкое раздражение кожи, как будто там щелкнули туго натянутой резинкой.

Но мужчине с расстояния нескольких метров этого явно было не видно, поэтому он увлеченно сделал сразу с десяток пометок в блокноте, а потом снова обратился ко мне:

– Как я понимаю, Марк, меня вы тоже не помните?