– Именно. Пищевой спрут. За фабрику предложили триста тысяч долларов. Сделкой занимался один из вице-президентов «Пи энд би». Однако Тингли отказался продавать дело. Заявил, что одно только имя и репутация, которая создавалась больше семидесяти лет, стоят полмиллиона. Естественно, когда все это приключилось, на фабрике сразу решили, что это козни «Пи энд би». Корпорация подкупила кого-то из работников, и тот начал подмешивать в консервы хинин, чтобы довести Тингли до отчаяния и заставить его продать фирму. Началось внутреннее расследование среди служащих. Потом было решено, что надо одновременно зайти с другого конца.

– И они натравили Боннер на «Пи энд би».

– Верно. На фабрике Тингли, на Двадцать шестой улице, работает дама по фамилии Йейтс, отвечающая за производство. Она знает мисс Боннер – обе состоят членами Манхэттенской лиги деловых женщин. По ее предложению Тингли обратился к Дол Боннер. Мне дали задание поработать с вице-президентом «Пи энд би» – тем самым, который занимался делом Тингли. Я говорила мисс Боннер, что Артур Тингли – мой дядя и что когда-то я работала на фабрике, но поругалась с ним и ушла. А она ответила, что не станет отменять из-за этого задание и что остальные сотрудницы все равно заняты.

– Как к этому отнесся Тингли?

– Он был не в курсе. Мы давно не виделись. Он даже не знал, что я служу в «Боннер и Рафрэй». Во всяком случае, мне так кажется. Но, как мне совсем недавно было сказано, сегодня утром он выяснил, что я работаю по этому делу, и заявил мисс Боннер, что отказывает мне в доверии.

– Вы опасаетесь потерять работу? Вот, значит, в какую переделку вы попали?

Эми покачала головой:

– Вовсе нет. Вернее, это еще не все. Три недели назад я познакомилась с… э… вице-президентом «Пи энд би» и начала… э… то есть приступила к расследованию. Он молод, вполне представителен, обладает большими познаниями, уверен в себе и… э… я бы сказала, как бизнесмен очень напорист. У нас… сложились хорошие отношения. Но в субботу днем я заметила его за столиком в баре ресторана «Рустерман». Он был поглощен разговором с Дол Боннер, весьма конфиденциальным судя по всему.

– Вот бедолага, – рассмеялся Фокс. – Против вас обеих ему несдобровать…

– О нет, – запротестовала Эми, – в этом-то и проблема. Если бы она тоже им занималась, я бы об этом знала. Но мне дали понять, что она не только с ним не знакома, но даже никогда не встречалась. Сегодня утром я позвонила ей и дала возможность рассказать мне о той субботней встрече в баре. Она, однако, продолжала притворяться, будто в глаза его не видела. Она играет против Тингли, это же очевидно. И делает дуру из меня.

Фокс нахмурился и поджал губы:

– Очевидно? Нет. Предположительно.

– Нет, очевидно, – заупрямилась Эми. – Я честно старалась изобрести другое объяснение, но увы. Вы бы видели, как они шушукались.

– Они вас не заметили?

– Нет. Я пыталась решить, что́ делать дальше. При всей моей нелюбви к дяде я не могу продолжать работу, делая вид, будто все в порядке. Мисс Боннер мне платит, но это деньги Тингли. Конечно, я не святая, однако подлости не по моей части. Сразу после нашего утреннего разговора я, не раздумывая, позвонила… э… вице-президенту и отменила две встречи, которые у нас были назначены. Это было неразумно, ведь проблема так и не решилась. Потом я… Простите.

Зазвонил телефон. Эми подошла к столику и сняла трубку:

– Алло… О, привет… Нет, я не… Нет, правда… Мне жаль, но если вы не поняли, ничем не могу помочь…

Произнеся еще пару столь же малозначащих фраз, девушка закончила разговор и вернулась на свое место. Она случайно поймала взгляд Фокса и, снова заметив в его глазах искру настойчивого любопытства, неожиданно пояснила: