Он продолжил работать на «Стуре Ношке». Руководство решило, что ему не захочется возвращаться в тесные тоннели, и предложило ему должность разнорабочего в наземном блоке Седьмой шахты. С годами многие позабыли, что Пер Лейквик когда-то был хорошим шахтером, пользовался любовью и уважением коллег. С ним все чаще стали обращаться как с помешанным. Изуродованное шрамами лицо и то, как он ходил, прихрамывая и подволакивая ногу, только усугубляло дело. Многие пугались его вида или потешались над ним. И в довершение всего люди не понимали, что он говорил.

Но каждый раз, когда Пер Лейквик встречал Трулте на улице или на площади, он отступал в сторону, вытягивался по струнке, снимал, независимо от погоды, свою огромную грязную меховую шапку и стоял так, пока она не проходила мимо. Муж Трулте был первым, кто погиб под завалом, когда команда спасателей прорывалась к месту, где лежал обожженный, корчившийся от боли Пер Лейквик.

Когда женщины подошли к проезжей части, Трулте там уже поджидало одно из двух городских такси. Она жила в самой высокой точке Бломюры, откуда открывался фантастический вид на весь Лонгиер. Женщины проводили глазами красные стоп-сигналы такси, исчезнувшего в снежном вихре. Фру Бергерюд не проявила желания составить компанию Трулте, хотя и жила неподалеку.

– Что ее держит в Бломюре? – спросила фру Бергерюд, не обращаясь ни к кому конкретно. – Там же одни шахтеры и холостяки. Сплошь шум и попойки. Весной мы планируем перебраться поближе к центру. Нам выделили квартиру в одной из новостроек.

Ей никто не ответил. Но про себя подумали. Вот как, переезжаете, значит? Интересно, где они тогда будут встречаться, если, конечно, эта интрижка протянет до весны. Да, и если уж на то пошло, где они встречаются сейчас? Точно не в Бломюре, иначе бы Трулте их заметила. Нет, фру Бергерюд и полисмен наверняка нашли местечко для встреч подальше от пристальных взглядов. Но где?

Выходя из такси, Трулте увидела, что в доме напротив происходит что-то чрезвычайное. Одна из машин администрации губернатора стояла у дома с включенным двигателем. Выхлопы белыми облаками клубились у входа, так что Трулте пришлось подойти поближе, чтобы разглядеть в чем дело.

Офицер полиции Эрик Хансейд стоял у входа в жилище семейства Ульсенов. Трулте отважилась приблизиться еще на несколько шагов. И увидела сидящего посреди крыльца Стейнара Ульсена. На коленях у него лежала винтовка. Туны с дочуркой было не видно.

Трулте не знала, вооружен ли полицейский, но надеялась, что нет. Иначе все могло закончиться плохо. Она подошла еще на несколько метров и оказалась уже так близко, что могла расслышать, о чем они говорят.

– …один из звонивших соседей. Из вашего дома несколько часов доносились крики. Сосед говорит, ему показалось, что вы ударили жену. Это так?

В ответ с крыльца донеслось лишь что-то невнятное, смесь пьяного бормотания и ругательств.

– Губернатор получает жалобы на ваше поведение уже третий раз за месяц. Как вы наверняка понимаете, никто не будет долго мириться с вашими бесконечными скандалами, несмотря на все терпение семьи.

Трулте покачала головой. С пьяным надо вести себя по-другому. По крайней мере если он сидит с маузером на коленях. Новый полисмен был заметно напуган. Трулте, в свое время работавшая поварихой на шахте «Свеа», где контингент был почти исключительно мужской, потеряла счет дракам, которые ей довелось разнимать.

– Уберите винтовку, иначе вам придется поехать со мной в участок, – сказал Хансейд и шагнул в сторону крыльца.