Чувствуя необъяснимую предвзятую торжественность.

«С чего бы?».

Присовокупив к этому порыву обоснованную рацио нальность – а почему бы и не поглядеть морское пространство по курсовому маршруту эскадры, насколько позволяла дальность летающей машины.

Предупредив, естественно, адмирала.

«Птичка» проходила на полукилометровой высоте, медленно набирая высоту.

Изображение качественное. Моргало красным в уголку экрана – велась запись.

Кильватерная колонна, оставляя широкую белую полосу, безбожно чадя обеспечителями (словно они вообще одной угольной пылью заряжены), терялась, терялась, уменьшаясь с набором высоты на просторах океана.

Зиновий отреагировал, приказав приветственно сменить «набор»[19].

Знатоки из «ямаловцев» даже что-то там прочитали торжественно-возданное.

Картинка убежала вперед.

«Рион» дымил, пенил мористее, и прошли лишь над «Ослябей».

Крыльями и тут не покачали, однако и Бэр вслед проявил сентиментальность, зная, что могут сфотографировать – запоздало что-то флажно отсигналил.

Потом уж, когда «моторчик» пробежал на возможную дальность, доложили на прием командующему, что на сто миль море пустынно.

«Счастливого пути!»

На том почитай и попрощались.

Пошли вторые сутки. «Ямал» болтался в море в двадцати милях от берега, к югу от входа в Авачинскую бухту. Упаси боже подумать, что громилу водоизмещением в двадцать три с лишком тысяч тонн болтало на волнах – болтались ожиданием.

Видимость по горизонту держалась в пределах десяти километров. Море продолжало оставаться пустынным, а если на радаре и загорались метки, то ближе к прибрежной полосе – каботажные движения.

Эфир молчал, лишь шурша треском далекой неизвестной грозы.

Однажды сами послали запрос морзянкой (в конце концов, следовало определиться), так с «Лены» с задержкой ответили, что «продолжают производить починку машин».

– Тянут, – вздохнул нетерпеливый Шпаковский, взглянув на капитана, – ждут, когда наместник пожалует.

В ночь на вторые сутки вахтенный занес в журнал запись о крупном объекте на радаре, появившемся с южных румбов.

Неизвестное судно двигалось осторожно («явно по счислению» – заметил кто-то из соображающих в штурманских делах), держась сравнительно далеко от берега, пройдя всего в пяти милях от «Ямала». Ночь была по-северному непроглядная, курс «неизвестного» не пересечный, поэтому с ледокола пока пассивно наблюдали, и даже якобы видели всполохи – предположили, что включался навигационный прожектор.

Продолжали вести наблюдение.

А едва забрезжил рассвет, судно сориентировалось и скользнуло в Авачинскую бухту.

– Будем надеяться, что это крейсер с Владика. Наместника привез.

Так оно и оказалось, поскольку спустя четыре часа поступил запрос с «Лены» на координаты рандеву.

Дали в «квитанции» направление по компасу. Дистанцию указывать не стали, решили сами подойти ближе… ожив, тронувшись мягко, даже корпусом не задрожав, запенив море на «среднем».

– Какой все ж век неспешный, – без следа досады констатировал Шпаковский, когда только по прошествии двух часов РЛС, наконец, выдала движение у мыса Безымянный – южного створа в Авачинскую губу.

Капитан промолчал.

К этому времени опять легли в дрейф, так как до берега оставалось не больше десяти миль. Суша проглядывалась узкой темной полосой, посеребренной выше лучами солнца.

– Три, – доложил вахтенный, глядя на монитор радара, – селектирую три цели.

И чуть погодя:

– Одна на «зюйд» – кто-то из местных, очевидно… а две к нам – те самые гости.

– Двое? Целая компания, – Шпаковский выразительно посмотрел на кэпа.