Так на Гебридских островах пастух

Среди пустынных ветреных холмов

(То ли фантазии тревожат слух,

То ли воздушные создания порой

Снисходят к чувствам одиноких пастухов)

В долине дикой созерцает хоровод,

И вдруг теряется виденье хладных вод.

Томсон Дж. Замок праздности

В конце концов, скупость мадам Шерон уступила место тщеславию. Пышные празднества мадам Клэрваль и всеобщая лесть побудили тетушку одобрить союз, способный возвысить ее как в собственном мнении, так и во мнении света. Она предложила не затягивать со свадьбой и даже расщедрилась на приданое для Эмили – правда, при условии, что мадам Клэрваль обеспечит приданым племянника. Потенциальная родственница выслушала предложение и, учитывая, что Эмили является единственной наследницей тетушки, согласилась. Племянница оставалась в неведении до тех пор, пока тетушка не распорядилась начать подготовку к назначенной на ближайшее время свадьбе. Изумленная таким неожиданным решением, о котором Валанкур не просил (ибо понятия не имел о сговоре старших дам и не смел мечтать о подобном счастье), Эмили решительно отказалась. По-прежнему нетерпимая к возражениям мадам Шерон принялась так же энергично настаивать на свадьбе, как еще недавно противилась всему, что даже отдаленно могло навести на мысль о бракосочетании. Сомнения Эмили окончательно развеялись после того, как Валанкур узнал о предстоящем счастье и явился, чтобы лично убедиться в согласии невесты.

Во время подготовки к свадебным торжествам Монтони занял положение признанного поклонника мадам Шерон. Предстоящий альянс вызвал острое раздражение мадам Клэрваль и даже желание отменить свадьбу Валанкура и Эмили, но совесть подсказала, что нельзя играть с чувствами молодых людей. Надо заметить, что мадам Клэрваль хоть и была особой светской, в отличие от подруги руководствовалась не соображениями популярности, а голосом здравого смысла.

Эмили с тревогой наблюдала за укреплением власти Монтони над тетушкой, так же как и за стремительно возраставшей частотой его визитов. Ее личное отношение к итальянцу подкреплялось мнением Валанкура, который не скрывал своего неодобрения. Одним прекрасным весенним утром, сидя в беседке за рукоделием и слушая чтение друга (впрочем, тот часто отвлекался от книги для беседы), она получила приказание немедленно явиться к мадам. Войдя в уборную, мадемуазель Сен-Обер сразу заметила подавленное настроение тетушки, никак не соответствующее ее праздничному наряду.

– Итак, племянница! – заявила мадам Шерон, и Эмили в растерянности остановилась. – Я послала за тобой, потому что хотела сообщить важную новость: с этой минуты считай синьора Монтони своим дядюшкой – утром мы обвенчались.

Изумленная не столько самой свадьбой, сколько секретностью события и волнением, с которым о нем было сообщено, Эмили, в конце концов, решила, что таково было желание Монтони, а не тетушки, но та, видимо, хотела создать иное впечатление, а потому добавила:

– Видишь ли, я хотела избежать шума, но теперь, когда церемония состоялась, скрывать нечего. Я собираюсь объявить слугам, что отныне синьор Монтони – их господин.

Эмили сделала слабую попытку поздравить тетушку с очевидно неразумным браком.

– Я собираюсь пышно отпраздновать столь знаменательное событие, – продолжила мадам Монтони. – А чтобы сэкономить время, воспользуюсь подготовкой к твоей свадьбе, которую теперь придется отложить. Чтобы подчеркнуть торжественность момента, ты наденешь свой венчальный наряд. Хочу также, чтобы ты оповестила месье Валанкура о том, что я сменила имя; а он пусть сообщит мадам Клэрваль. Через несколько дней я устрою пышный праздник, на который намерена пригласить обоих.