Раздался гулкий стук в дверь. На голос Марго вошел смущенный мужчина в застиранной белой рубашке. Он беспрестанно теребил узкое, явно женское, кольцо на мизинце и горбил плечи.

– Вот это да! – ошеломленно выдавил он. – А я думал, розыгрыш.

Что-то в нем было не так. Марго услышала запах пота, немытых волос, запах смертельной усталости и одиночества. Этот шлейф невозможно не узнать – он всегда следует за чувством вины.

– Вы хотите знать про Энжи? – спросил гость с ходу, встав посреди подвала.

Кот недовольно зашипел и спрыгнул по другую сторону стойки, словно не собирался иметь с посетителем ничего общего.

– Садитесь, – пригласила Марго. – Хотите кофе?

– Лучше виски, – гость взъерошил сальные волосы, – а еще лучше два.

Бармен не возразил, но не удержался от ухмылки. Две порции легли на дно золотой волной. Посетитель упал в кресло, шмыгнул носом и опрокинул полстакана одним махом.

– Я расскажу, – затараторил он. – Я всё расскажу. Вы должны понять: выбора у нас не было. У нее – не было. Мы всё искали, искали…

Вторым глотком он осушил бокал, оставив на стекле жирные запотевшие следы. Марго молча включила запись на камере.

– Я всё расскажу, – повторил гость. – Только выслушайте меня…

Когда я увидел Анжелу в первый раз, чувство жалости железным прессом вдавило меня в стул. Директриса завела ее в кабинет и попросила любить и жаловать. Класс на несколько минут замер, затем послышались шепотки: «Спереди горб и на спине горб!» Я стыдливо отвел глаза и уставился в учебник истории. Анжеле вместо стула принесли табурет, чтобы спинка не мешала.

Я был двоечником, зато показывал хорошие результаты на всех спортивных соревнованиях. Лучше всего мне давалось тхэквондо, наверное, потому, что занимался им с детского сада. Анжела неплохо училась, и вскоре ее посадили со мной за одну парту. Я списывал у нее по всем предметам. Учителя говорили, что я сплю у нее в тетрадях и ставили мне тройки.

– Ты очень способный, только тупишь иногда, – говорила Желька. – И ленивый, а можешь стать писателем, и по твоим книгам будут снимать боевики.

– Из меня писатель? – Я падал лицом в парту и сотрясался от хохота.

Если пацаны обзывали Жельку при мне, я просто делал долио-чаги (удар ногой) в голову.

Она страдала судорогами. Когда сводило ногу, ее срочно отправляли в медпункт. Медичка говорила, что пережимаются нервные окончания. Еще у Жельки болели грудь и спина. А я в ужасе представлял, как она спит всю ночь только на боку и не может обнять подушку.

Однажды Желька почувствовала себя плохо на уроке. Классуха отпустила ее домой и попросила меня проводить Жельку и донести ее портфель. Обычно я старался не смотреть на изуродованную горбом грудь, но в этот день я заметил, как маленький крестик на тонкой золотой цепочке выбился из-под блузки.

В подъезде Желька заглянула в свой почтовый ящик, достала газету и сложенный из белой бумаги конверт, перемотанный скотчем. На конверте было написано: «Сдача 160 руб.». Я не придал этому значения, а Желька очень удивилась.

В квартире нас встретила черная кошка Дуська. Она мурчала и вертелась у Желькиных ног. Желька положила нераспечатанный конверт на стол в прихожей и расцеловала кошку.

Через неделю на указательном пальце левой руки у Жельки появилось кольцо с необычным узором.

– Желик, тебе кто-то подарил? – поинтересовался я.

– Не-е-е, это мне из цепочки с крестиком перекатали, – выдала Желька.

Как-то на уроке она сломала ноготь до крови и ойкнула от боли. Потом вроде замотала лейкопластырем и попросилась выйти. Когда Желька вернулась на урок, я удивился. На ее пальце не было ни лейкопластыря, ни крови, а ноготь снова стал длинным. Заметив мое недоумение, она пожала плечами и сказала: «Приклеила!»