Кот взглянул на распылитель, содрогнулся вздыбленной шерстью и боком удрал на батарею. А я принялась успокаивающе поглаживать собаку и думать.
Мне пора было идти на работу. Как их оставить вместе? Похоже, что Эля не ест кошек, но вот насчет кота меня терзали сомнения.
Я взяла одной рукой Элю за ошейник, другой подхватила с пола одеяло, и мы пошли стучаться в комнату сына.
В седьмом часу утра ребенок был неприветлив и дезориентирован. Он никак не мог понять, какую собаку, где и почему он должен охранять от кота до моего прихода, и поэтому говорил громко и рассерженно. Эля, только что пережившая разговор с котом, окончательно потеряла присутствие духа, подобралась, поджала хвост под живот и опять стала похожа на паука с четырьмя лапами. Я решительно положила возле стены одеяло и посадила на него собаку.
– Если с ней что-нибудь случится, я сама поеду в приют, закроюсь в вольере и помру от воспаления почек, – пригрозила я и, закрыв за собой дверь, отправилась на работу.
Честно говоря, я не помню, как работала в тот день. Помню только, что перед моим мысленным взором одна за другой возникали картины жуткого смертоубийства, произошедшего по причине рассеянности сына, который пошел на кухню и забыл закрыть дверь в свою комнату. То мне представлялся удушенный кот, то расцарапанная на мелкие лоскутки собака. Кое-как дождавшись окончания смены, я побежала домой.
Квартира встретила меня абсолютной тишиной. Я настороженно осмотрелась и недоверчиво заглянула в комнату. Ни одного трупа и никакой крови: ни свежей, ни замытой.
– Эй! – позвала я. – А где все?
– Я здесь, – откликнулся из комнаты сын.
– А Эля? – спросила я, успокаивая дыхание и переставая держаться за сердце.
– Не знаю, – беззаботно ответил сын.
Я снова схватилась за сердце:
– Она что, не с тобой? Почему ты ее выпустил?
Сын выглянул из комнаты и увидел мое испуганное лицо:
– Она не хотела у меня сидеть! Скулила и просилась наружу. Что, я ее силой должен держать? Да не переживай ты, она небось под диваном сидит.
Мы заглянули под диван. У самой стены скрючилась собака, из темноты посверкивая на нас глазами.
– Ты ее не выгуливал днем? – спросила я.
– Почему это я должен ее выгуливать, это же твоя собака.
– Почему это моя? Это общая собака!
– Нет уж, – решительно сказал сын, поднимаясь на ноги, – ты ее взяла, значит, ты и хозяйка. А у меня уроки.
Возразить было нечего.
– Как же ты вытерпела без дневной прогулки? – сочувственно спросила я собаку. – Пойдем, я тебя накормлю – и на улочку!
Но, войдя на кухню, я сразу поняла, как она вытерпела. Посреди кухни раскинулось большое озеро. Лужей это было не назвать, лужа – это что-то маленькое, что-то, что иногда оставляет по углам кот, а это было озеро. Я вздохнула и пошла за ведром и тряпкой.
Наш подъезд выходил на оживленную улицу. Сразу за дверью начиналась шумная городская суета – спешащие по делам люди, грохочущий по мостовой транспорт. Если утром мы погуляли сравнительно спокойно, то днем Эля мгновенно впала в такую же панику, какую мы наблюдали накануне. Она начала метаться на поводке, пытаясь убежать одновременно во все стороны. Пришлось подтянуть ее максимально близко, иначе мы мешали прохожим.
С большим трудом мы добрались до перекрестка и свернули в более тихий проулок – чуть дальше, через два дома, находится парк. Было по-прежнему скользко, и, чтобы удержаться на ногах, мне приходилось останавливаться и ждать, пока Эля перестанет метаться. Она переставала. Но, как только я делала несколько шагов вперед, она принималась то неистово тянуть, то бросаться мне в ноги.