- Кто из вас хочет пораньше уходить домой, того и возьму. Не стесняйтесь, поднимайте руку. Если все окажутся такими - выберу путем у кого чище воротник халата, - мне даже не надо поднимать голову, чтобы понять чей голос с едва заметной хрипотцой звучит близко от моего уха.
Придурки. Какие же все малолетние придурки, смеются они, блин, еще и руку поднимают. Не смотреть, только не смотреть ему в лицо. А вот на бейджик вполне – Алмазов Сергей Александрович, - терап…
- А кто из вас любит шишки? – не знаю, почему голова поднялась вверх на эти «шишки», но она поднялась. Теперь-то я знаю, что это означает. – О, вам нравится? – тянет руку к моей груди, а по факту к моему бейджику. – Полина Сергеевна?
- Не нравится.
- А половина шишки, нравится?
- Су…, - я действительно произнесла это вслух?!
- «Су» - это что такое? «Да» на испанском?
- Да на испанском - это «си». А су – это сульфат натрия, - выдаю первое, что пришло в голову. - Мне нравится сульфат натрия. А шишки и половины шишек не нравятся.
- Мне тоже половины не нравятся, - чуть улыбаясь, произносит мужчина и тут же берет меня под локоть. – У тебя самый чистый воротник, Полина Сергеевна, буду брать тебя. Пойдем.
- Куда?!
- На стол. Точнее за стол. За рабочий стол. Введу в тебя… точнее, введу тебя в курс дела.
4. Глава 4
Глава 4
- Чего стоишь? Присаживайся, - стою как вкопанная, не зная, как себя с ним вести. Я в мини ступоре, чего на моей памяти никогда со мной не случалось. Так и не дождавшись от меня никаких действий, он садится ближе к стене, и, как ни странно, отодвигает мне стул. – Давай не тормози, Полина, - мое имя произносит с особой интонацией и тут же хлопает ладонью по сиденью. – Понедельник – слишком загруженный день, чтобы еще тупить на ровном месте.
Собравшись с духом, присаживаюсь на стул, положив себе на колени сумку, которую перехватывает гопник и ставит на свободный край стола к стене. Язык не поворачивается назвать его Сергей Александрович. Взял и испортил папино имя.
- Давай я сейчас расскажу тебе важные вещи. Я люблю поспать по утрам. Прям паталогически люблю. Меня вообще крайне сложно разбудить утром, - неосознанно поворачиваю голову, в ответ на вылитую только что информацию. На кой черт она мне сдалась?! – Бывает, конечно, иногда просыпаюсь от громких звуков, вот позавчера, например, очнулся от разбитой вазы, - многозначительная пауза, видимо для того, чтобы я осознала сказанное, а может и покаялась. Да вот не на ту напал. - Но в целом, это дохлый номер. Вот сегодня проснулся и приехал вовремя только потому что меня разбудила горячо любимая мама.
- Очень ценная информация. Только зачем она мне нужна?
- А ты как думаешь?
- Ну предположим, чтобы будить вас?
- Это было бы замечательно, но у меня нет столько ваз. Ты будешь приходить сюда без пятнадцати девять, и присутствовать на «пятиминутке». Я, как правило, на нее опаздываю. И чтобы мне не бежать со стоянки, поджав булки, вместо меня будешь здесь ты. Делай уверенное личико перед заведующей, даже если наложила от страха в трусы… ну если те имеются, конечно, - урод паскудный! – Надо сделать так, чтобы твое присутствие в ординаторской выглядело как само собой разумеющееся. Ты сейчас не студентка пятого курса, ты полноценный работник, на котором будут ездить все кому не лень. Как поставишь себя – так и будут относиться. Никаких взглядов в пол. Присела на мой стул, выпрямила спину, закинула ногу на ногу и взяла мой ежедневник, - тянется рукой к блокноту на столе, открывает на последней странице и указывает пальцем на список. - Читай, что здесь написано.