– Я чрезвычайно рад. – Папа наконец решил поучаствовать в разговоре. – Мне казалось, что у тебя нет ни характера, ни собственного «я», но оказалось, что нужно было просто подождать. Правда, теперь мне придется знакомиться с тобой заново, но и это мне в радость.

Папа редко бывал дома и еще реже разговаривал с ними, он больше молчал, что-то читая, и если разговаривал, то с Надей – именно Надя занимала все то время, которое папа мог выделить своим дочерям, а Люба просто присутствовала при этом.

Но теперь папа говорил с ней, потому что она – отдельный человек, а не номер два, приложение к Наде.

– Думаю, Надежда закатит грандиозный скандал, но ты держись, не сдавайся. – Папа подмигнул Любе: – Раз уж ты решила жить своим умом, к этому прилагаются и некоторые издержки. Свои убеждения иногда приходится защищать.

Люба запомнила это накрепко – то ощущение первого в своей жизни самостоятельного решения. И теперь она должна принять решение за Надю, впервые в жизни. Но для этого Наде пришлось умереть.

В дверь постучали. Люба вздрогнула – распорядитель сказал, что человек, который придет менять замки, предварительно позвонит. А тут никакого звонка, просто требовательный стук в дверь.

Люба осторожно заглянула в глазок – за дверью маялась тонкая девица с конским хвостом абсолютно белых волос на макушке.

– Надежда, открывай, я знаю, что ты там.

Люба вздохнула – да, у сестры были ужасные знакомые, но эта девица не выглядит слишком ужасно. Она щелкнула замком – и на нее воззрились два пронзительных зеленых глаза, круглых и сердитых.

– Ты что это, подруга, на лоджии развела… Ой! Ты не Надежда.

– Нет, не Надежда.

Какую-то минуту они таращились друг на друга, пока мимо пришедшей девицы в квартиру очень шустро не проник рыжий крупный кот, и Люба взвизгнула от восторга:

– Котик!

Кошек она любила. С того самого дня, когда Янка притащила ее в кошачий фрэш-бар, Люба была навечно обращена в рабство этими прекрасными существами. И это углубило трещину, возникшую между ней и Надей, потому что, пока они жили под одной крышей, принести в дом собственного котенка Люба не могла. Надя ненавидела кошек люто, и в этой ненависти было что-то ненормальное, отчего Люба со временем заподозрила, что сестра вообще душевнобольная.

И вот теперь на грязном столе восседает прекрасный рыжий кот с круглой капризной мордочкой и высокомерным взглядом Повелителя Вселенной. Люба готова восхвалить его до небес и принести к лапам любые дары, но в данный момент у нее и нет ничего, кроме безмерного восхищения.

– Декстер! – Девушка ринулась в квартиру и схватила в охапку свое усатое сокровище. – Здесь ужасно грязно, фу, как ты мог сюда прийти!

– Можно погладить?

– Ага, валяй.

Люба осторожно тронула пальцами голову кота, и тот презрительно сощурился.

– Сколько ему?

– Три года. Ужасно прекрасная скотина. – Девица взяла кота на руки и чмокнула его между ушами. – И умный, и вообще.

– Невероятно прекрасен, абсолютно! Совершенство.

– Как все котовые, собственно. – Девица ухмыльнулась: – А вот Надька котов не любит, но ты же в курсе, я уверена. Ты ее сестра?

– Ага. – Люба завороженно смотрела на кота. – Шикарный мальчик, просто золото, а не кот.

– Это да. – Девица потерлась лицом о голову кота, и тот заурчал. – Вот не знала, что у Надьки есть младшая сестра. На сколько ты младше?

– На одиннадцать месяцев.

– Лихо! Я-то решила, что ты лет на десять моложе. Ну, «синька» – зло, как известно, так что удивляться нечему. А сама Надька где?

– А она… собственно, она умерла, меня вызвали сотрудники полиции, приехавшие на вызов докторов. Тут какой-то бомж тусил, когда Надежде стало плохо, он не видел даже, так был пьян, а когда «Скорую» вызвал, было поздно. В общем, тело уже увезли, бомжа забрали до моего приезда, а я…