Правда, военных походов Андрей затевать не собирался – подобного «развлечения» ему и так хватало с избытком. Потому рогатине и сабле он ныне предпочитал длинный обрывистый склон возле мельницы, с которого удавалось разогнаться до такой скорости, что по льду заводи сани неслись на добрых триста шагов, аж за причал с вытащенными на пологий склон двумя крепкими мореходными ушкуями.

Рядом катались румяные деревенские девки и парни, весело хохотали дети. Няньки укоризненно покачивали головой – но Андрей и сам не чурался близости со смердами и холопами, и детей к тому же приучал. Полина да батюшка несколько раз пытались вести с князем речи о том, что грешно православному христианину таким бесовским забавам предаваться, что время свободное надобно молитвослову и службе храмовой посвящать, в кротости и послушании детей воспитывать, – но Зверев пропускал укоры мимо ушей и с утра забирал дочерей, чтобы играть с ними и деревенскими мальчишками в снежки, кувыркаться в сугробах, вылетая с раскатанной ледяной горки, смеяться и радоваться жизни. Успеют еще молитвами и аскетизмом намаяться, когда судьба выгонит его из дома. Без хозяина имения отцы Афанасий и Прокопий быстро на девочках отыграются, а княгиня их проповеди еще и поддержит.

К обеду все вместе они вернулись в дом – усталые, заснеженные и довольные. Даже няньки бухтеть перестали, хотя Арина и Пребрана, спрятавшись на обратном пути за воротами тына, ловко забросали их снежками. Полина встретила детей в дверях, всплеснула руками:

– Бегом, бегом к себе, охальницы! Шубки Прасковье скиньте, и бегом сарафаны менять! Вон, подолы все мокрые! А ты куда смотрела, бесстыжая?!

Дородная нянька, принимая одежду воспитанниц, скосила глаза в направлении Зверева. Но мужа Полина ругать не стала, а погрозила женщине пальцем:

– Я вам дам, детей мокрыми приводить. Снежана где?

Молодая нянька, будучи посмышленее, осталась снаружи, вычищая перед крыльцом санки. Знала, что гнев княгини утихнет быстро. Чай, не поранились дети, не померзли. А что юбки вымокли – так печи в доме горячие, не простынут.

– Как же мы соскучились по тебе, Полюшка! – обнял супругу и поцеловал ее в теплую мягкую щеку Андрей. – А то айда, мы и тебя с ветерком прокатим?

– Да что же ты, батюшка! Холодный же весь! – легко отпихнула его княгиня. – Хоть бы зипун снял.

– Нечто в зипуне ты меня уже не любишь?

– Тебя вестник ждет, – понизила голос она. – С час как примчался. Я его велела с дороги на кухне накормить, медом хмельным отпоить, дабы согрелся.

– Из Москвы? – насторожился Зверев.

– Из поместья, Лисьино.

– Вот черт… Неужто случилось что? Уж лучше бы из Москвы.

– Что ж ты говоришь, батюшка?! – Полина испуганно оглянулась по сторонам и торопливо троекратно осенила себя знамением, один раз перекрестила Андрея: – Хорошо хоть девочки уже убежали…

Зверев, не слушая, устремился на кухню, влетел в полную горячего пара и мясного аромата комнату в дальнем крыле дворца, кивнул облепленной влажным сарафаном Глафире. Ее молодые помощницы в простых рубахах прыснули в кладовую.

– Никак подавать надобно? – забеспокоилась стряпуха.

Андрей отмахнулся, быстро прошел к столу, за которым незнакомый безусый паренек смачно уплетал серебряной ложкой – размером с небольшой половник – огненно-красный, с тонкими коричневыми прожилочками убоины и капусты, поблескивающий глазками янтарного жира, борщ. Увидев князя, гонец вскочил, быстро вытер губы рукавом тулупа и задвигал челюстями, спеша проглотить содержимое набитого рта.

– Не суетись, подавишься, – разрешил хозяин. – Письмо от матери?